То ли ангел, то ли бес

Через несколько секунд зазвучала скрипичная соната соль мажор Моцарта в исполнении Яворского. Не лучший выбор, но даже это простенькое, как казалось Аркадию, произведение заставило его сполна насладиться атмосферой. И он понял, почему Майя мечтала поздними вечерами, сидя на этой крыше. Все располагало к этому. Аркадий и сам начал, но…

Его спутница подалась к нему, взяла ладонями за лицо, развернула его к себе и жарко поцеловала. Аркадий опешил. Он не ожидал такого. Предполагал, что нравится девушке не только как музыкант и человек, но чтобы так… В поцелуе было столько страсти, что даже не особо опытный в сердечных делах Аркадий понял — его любят. И это было чертовски приятно, потому что до этого именно он пылал, а его если и подпускали к себе, то из жалости.

Он Майю не жалел. Но и не желал особо. Однако она очень ему нравилась. Поэтому он ответил на поцелуй, и ту ночь они провели вместе. Не на крыше, конечно, а в номере пятизвездочного отеля. А после секса Аркадий играл на скрипке, стоя на огромной террасе. Небо светлело под его музыку, а Майя млела от счастья.

С той ночи прошел почти год. Они не жили вместе. Да и виделись не так часто, потому что гастроли и у того и у другого, но Аркадий считай Майю своей невестой (если и женится, то только на ней). И очень ею дорожил. Поэтому не говорил, что на традиционный брак не согласен, только на гостевой. И детей он не планировал заводить в ближайшее десятилетие. Когда за сорок перевалит, можно. Майе тогда будет тридцать пять. В Европе — самый тот возраст для материнства…

Но захочет ли она ждать?

…Мысли о невесте пришли в голову Аркадия за завтраком. Его по желанию гостя подали в номер. Омлет, сыр, круассаны, масло, джем и немного фруктов. Скудновато для пятизвездочного отеля, но это и хорошо, не переест.

Яворский сначала выпил кофе. Мелкими глотками, стоя у окна. Оно было панорамным, и вид открывался весьма живописный. Хотелось крякнуть по примеру Ивана Грозного из фильма Гайдая: «Красота-то какая… Лепота!» И все же родной город он любил меньше Вены и Барселоны, духом которой пропитался в ту ночь, когда они с Майей сидели на крыше. Может, просто отвык от Москвы? Европеизировался?

Омлет Аркаша есть не стал. Как и сыр. А вот круассаны, посыпанные сахарной пудрой, с удовольствием употребил, намазав их маслом и джемом. Заел их ананасом и клубникой. Идеальный завтрак для него! В детстве (сознательном) он именно о таком мечтал. А мама пыталась кормить его овсянкой или пшенкой. Надо отдать ей должное, каши варила на молоке и добавляла в них банан или изюм, и все равно Аркаша ел их с отвращением. А втихаря белый хлеб вареньем намазывал и уплетал. Заправившись этим, отправлялся в школу, а там после второго урока открывался буфет, где ватрушки, слойки, пирожки с повидлом. Хотелось все, но опять же хватало только на что-то одно.

Аркадий страдал пищевой зависимостью и понял это только лет в шестнадцать. Тогда он особенно хотел похудеть и старался себя ограничивать. Но стоило понервничать, как он срывался. Или просидит на диете неделю-другую, почувствует, что немного полегчал (пусть на два кило, но казалось, это так заметно), и вознаградит себя пирожным. От одного что будет? Завтра можно на кефире посидеть. Но нет, не получалось! До обеда — нормально. Пьешь себе обезжиренную кисломолочку и пьешь. До полдника терпишь. Подбадриваешь себя, говоришь, ничего, еще немного, главное, до вечера дожить, спать лечь, а утром завтрак. Пусть одно вареное яйцо, хлебец и помидор, но все равно еда. А без четверти шесть срываешься, бежишь к холодильнику, осматриваешь содержимое. Еще есть пятнадцать минут, можно позволить себе малость в виде твердой пищи. Яблоко, например. Но сжираешь сосиску. Не вареную, холодную. Буквально высасываешь ее из оболочки. И так хорошо становится! Тогда ты плюешь на все, потому что жизнь одна и надо ею наслаждаться, хватаешь оставшиеся сосиски и ешь их, уже разогрев в микроволновке. С кетчупом. Запиваешь сладким чаем. Несколько минут чувствуешь блаженство, а потом начинаешь мучиться угрызениями совести.

Чтобы побороть зависимость, Аркадий записался к психотерапевту. Ему было двадцать, но он уже мог позволить себе дорогостоящего специалиста, потому что отлично зарабатывал. В те же годы он перевез матушку в Словению. Спросил у нее, что хочешь? Она сказала: спокойствия и тишины. И большой дом, чтобы можно было завести несколько собак и кошек. Но в деревню коренная москвичка уезжать не собиралась. Поэтому Аркадий купил ей домик в Любляне, перевез ее, а животных матушка сама по округе насобирала. Еще и ветклинику открыла, чтобы не скучать, она была еще молодой женщиной, да и сейчас ею оставалась. Аркаша навещал ее, хоть и редко. А один раз Майю к ней привозил.

…Именно в эту секунду раздался звонок от нее, невесты.

Аркадий ответил на него. На экране появилось лицо Майи. Он давно привык к нему и перестал считать некрасивым. Порой оно казалось ему милым. Даже большой нос умилял. Но только не сегодня.

— Привет, — поздоровался он с невестой.

— Доброе утро. Как спалось?