То, о чем знаешь сердцем

Колтон поднимает весло, кладет его на дно байдарки. Я делаю то же самое и поворачиваюсь к нему.

– Ну что, – спрашивает он, – хочешь увидеть фейерверк с самых лучших мест?

– А разве мы еще не там? – не отвожу я глаз от неба.

– Почти. Подожди-ка.

Еще один залп эхом отзывается в груди, и меня вдруг пробирает дрожь от холода. Байдарка покачивается, пока Колтон бросает в воду какой-то тяжелый предмет и он с громким всплеском идет ко дну.

– Это якорь, – объясняет Колтон. – Чтобы нас не отнесло дальше.

Я киваю, а он наклоняется к моему сиденью и отстегивает от него накладку. Мне ничего не видно, но, похоже, он знает, что делает.

– Положи себе в ноги – будет подушкой. Я послежу за равновесием.

Привстаю, чтобы вытащить накладку, и следую совету Колтона. Затем он протягивает мне три сложенных полотенца.

– Держи. Постели их на дно. Тогда сможешь лечь на спину и закинуть ноги вот сюда. – Он хлопает по плоской перегородке между нашими сиденьями.

– А ты?

– А я сейчас сделаю то же самое.

– Хорошо.

Какое-то время мы суетимся, пытаемся разместиться так, чтобы не мешать друг другу. Я аккуратно расстилаю полотенца, а после ложусь на спину. Колтон располагает свою накладку на дне, опускается на нее и вытягивает ноги рядом с моими. Пока мы устраиваемся, байдарка мягко качается на волнах. От ощущения близости мне становится жарко, несмотря на холодный вечерний воздух.

– Вот теперь у нас лучшие места, – произносит он.

Над головами взрывается красный фейерверк, и в его свете лицо Колтона выглядит таким же разрумянившимся, как наверняка и мое.

С трудом отвожу от него взгляд и смотрю наверх. В небе появляется еще одна вспышка – белый лучик. После небольшой заминки я уже начинаю думать, что заряд не взорвется, но тут он раскрывается ослепительными голубыми полосками, которые медленно и плавно опадают вниз, пока не растворяются воздухе.

Мы лежим и любуемся салютом, и я чувствую отдающиеся в груди залпы, тепло ног Колтона. Меня тянет к нему все сильнее с каждой секундой. Раньше я не могла и помыслить о подобном. Теперь же я не хочу бороться с этим. Не хочу и не могу.

Лодка плавно покачивается, пока я сажусь. Меня не удивляет, что Колтон тоже поднимается. Ведь я знаю: и он это ощущает. Мы безмолвно глядим друг на друга. А вокруг то и дело мелькают вспышки. Так много света. Он почти разогнал тьму вокруг. И тьму внутри меня.

Колтон протягивает руку, гладит меня по волосам, а потом проводит большим пальцем по маленькому шраму на нижней губе. Напоминание о нашей первой встрече, когда столкнулись два отдельных мира… Я дрожу. Тянусь к теплу, прерывисто дышу и кладу ладонь ему на грудь.

– Куинн, я… – шепчет он и не договаривает фразу, потому что пространство между нами исчезает.

Внутри меня взрывается тысяча фейерверков. Я чувствую это и в нем – на его губах, прильнувших к моим, в пальцах, зарывшихся в мои волосы, и в том, как он подается еще ближе.

Все остальное отступает. И в то мгновение, когда мы целуемся, мы и сами становимся вспышкой света.

Глава 23

Одна из самых трудных вещей в жизни – хранить в сердце слова, которые нельзя произносить.

Джеймс Эрл Джонс

КОГДА МЫ ПЛЫВЕМ обратно к пляжу, я вижу перед собой только ту черту, которую переступила, и она ослепляет меня. Я все еще чувствую тепло губ Колтона, сильное и одновременно трепетное желание, с которым он прикасался ко мне. Слышу, как он шепчет мое имя. Вижу, даже с закрытыми глазами, его лицо прямо перед поцелуем: открытое, полное доверия. Он не подозревает о правде, которую я скрываю так долго, что она уже превратилась в откровенную ложь.

Мы движемся в тишине. Она скорее давит, чем расслабляет, и мне интересно, ощущает ли это Колтон. Когда мы приближаемся к берегу, я почти уверена, что ощущает. Он ничего не говорит, но быстро улыбается мне, когда мы поднимаем байдарку и несем ее, влажную и прохладную, в сторону автобуса. После того как она оказывается на крыше, он достает из рюкзака сухое полотенце.

– Держи, – говорит Колтон. – Я… Не буду мешать. Можешь переодеваться.

– Спасибо, – отвечаю я, и он исчезает за машиной.

Я остаюсь в одиночестве. Становится гораздо холоднее, чем было на воде. Не спасает даже полотенце. Я вся дрожу, пока скидываю купальник и натягиваю платье. Через окно смотрю на силуэт Колтона. Он снимает рашгард и тянется к сиденью за футболкой. Опускаю глаза, стараясь сконцентрироваться на пуговицах платья, но дверь открывается, и я мельком вижу Колтона в свете плафона: волосы растрепаны ветром, а щеки раскраснелись от вечерней прохлады. Когда Колтон поцеловал меня, его губы на вкус были солеными и прохладными. В груди появляется легкий трепет, который наполняет меня теплом. Через мгновение дверь закрывается, и в автобусе снова становится темно. Делаю глубокий вдох, долго и медленно выдыхаю. У меня нет выбора. Я должна обо всем рассказать. Именно сейчас, когда испытываю такие нежные чувства.