То, ушедшее лето

У него были ласковые, пронизанные дрожью руки. Они прикасались к ней так осторожно, бережно, так целомудренно и чисто, что бесследно исчез всякий стыд и собственная обособленность.

Потом они провалились в бездну.

Когда она вернулась к жизни, их опять было двое. Но уже не прежних. Других. Эрик тяжело дышал. А Жанна стала как бы невесомой. Земное притяжение перестало действовать. Она коснулась губами его щеки, встала и на цыпочках пошла на кухню. Ей захотелось холодной колодезной воды.

Чудесно и просто она стала женщиной. А от ледяной воды ломило зубы — ощущение удивительное. Словно заново открываешь мир.

Из записок Реглера

…Юлиуса призвали досрочно… Нет, наверное, я неправильно выразился. Просто он уехал в учебно-тренировочный лагерь, после которого… В общем, письмо Лизбет на этот раз настолько сбивчивое, что я положительно ничего не понимаю.

Приписка от Марихен: фатти, дорогой! Ульрих ушел в море, и, конечно, от него никаких вестей. Оказывается — я ужасно люблю его и не могу найти себе места от беспокойства. Уверена, что лучше всех понимаешь меня ты. Жаль, что ты не можешь, как прежде, поцеловать на ночь свою глупую Марихен…

…Был у З-х. Мне показалось, что Иозеф встретил меня как-то растерянно. Мари дома не оказалось, она ушла на вечернюю мессу. У меня была с собой бутылка вина, и мы, не зажигая света, долго сидели в сумерках, медленно потягивая мозельское. Говорили очень мало. От вина слегка зашумело в голове, и наша обоюдная нервозность сменилась глубокой грустью. Очень не хотелось уходить, и я с трудом заставил себя встать…

Еще одна профессия Хуго

Майгу взяли в проходной, правда, без «товара». Подошли два типчика, сказали: давай-ка с нами!.. И отвезли в префектуру.

Там, в коридоре увидела Майга и вахтершу Ариню, которая беспрепятственно пропускала ее и Даце, обыскивая их только для виду. За изрядную мзду, конечно. Наверное, и не только их пропускала.

Ариня сидела на казенной, с высокой спинкой скамейке, зыркнула глазами, но тут же опустила голову, словно не узнала Майгу.

Напротив была дверь с матовым стеклом. Когда Майге велели сесть, дверь эта открылась и Ариню втолкнули туда, в комнату. Какое-то время слышались голоса. Вернее, один — мужской, спрашивающий. Потом — шебуршание, всхлипы. Чуть позже — хлесткие удары плеткой и крик, вопли…

Майга попросилась в туалет.

Хуго отпер дверь своим ключом и оказался в объятиях двух здоровенных парней. Ему так выкрутили руки, что он закричал. Тогда ему отвесили оглушающую пощечину и очень любезно предложили:

— Заткни пасть, хряк вонючий!

Судя по всему, Даце в квартире не было. Может, ее уже увели?

Хуго рассказывал подробно и торопливо. Иногда увязал в деталях, но, увидев нетерпеливое постукивание следовательского карандаша, быстро возвращался к основной линии. А линия заключалась в том, что Хуго всего лишь мелкий посредник. Девки воровали, он продавал «товар» художнику Лукстиню, тому, что рисует обнаженных женщин. Тот наживался, конечно, а Хуго… Хуго перепадали крохи. Ну вот, как будто и все.

— Так, так, — сказал следователь. — А теперь расскажи-ка про свои связи с коммунистами.

Словно что-то оборвалось внутри у Хуго, и голос стал не своим, хрипловатым:

— С коммунистами?

Еще торопливей, чем Хуго, Майга выложила все, напирая при этом на Даце. Та ее втянула, к себе зазывала, спаивала, теперь Майга и сама не понимает, как могла так нелепо увязнуть…

— Так вот, — сказал следователь. — Ты можешь заработать себе прощение. И вообще заработать. Но это будет зависеть от твоего усердия. Понял?

— Да, — сказал Хуго.

— Если понял, то слушай меня внимательно.

По дороге домой Хуго зашел к знакомому дворнику и купил у него бутылку водки.

Есть не хотелось, он только кофе сварил себе — крепчайшего. Отнес кофейник в гостиную, раскупорил бутылку, включил на полную громкость радио, плюхнулся в кресло и стал пить.

Радио орало так, что начали стучать соседи. Ага, сказал он, вам не по нраву?! Взял со столика терракотовую вазу и так запустил ею в стену, что там сразу и навсегда заткнулись.

Мать появилась на пороге неожиданно, однако он нисколько не удивился.