Точка

Два бывших военнопленных – рядовые Иван Сидоров и Василий Губарев, находившиеся до отправки на родину в сборно-пересылочном пункте местечка Мейнштадт, сидели у костра и разглядывали газету, присланную сегодня Василию вместе с письмом.

– Смотри, Иван: «О положении в Минске». Обращение Пономаренко. 12 июля 1944 года. Москва. Товарищу Молотову В. М.

«За три года немецкой оккупации население города и сам город подверглись огромному истреблению и опустошению. Населения в Минске осталось 80–85 тысяч человек, до войны в городе насчитывалось 330 тысяч человек. Данные о злодеяниях немцев в Минске, которыми располагали правительство СССР и правительство БССР, полностью и неопровержимо подтверждаются массовыми могилами убитых людей и единодушными рассказами местных жителей, бывших свидетелями кровавых расправ. Жители города Минска рассказывают, что в течение всей оккупации ни на один день не прекращались казни, непрерывно вывозились люди для расстрела за город. Сотнями жителей вешали на улицах Минска, причём ни о каком следствии или обвинениях не шло и речи. Хватали людей на улицах, на базарах, в домах и казнили. Захватчиками в Минске убито, сожжено и повешено более 150 тысяч человек. Истребление населения г. Минска производилось с неслыханной жестокостью и цинизмом. Жители десятками тысяч сгонялись к окраинам Минска, где уже были подготовлены взрывами котлованы для трупов, и там производились массовые убийства. Значительное количество закапывалось ранеными и живыми. Детей, как правило, предварительно убивали переломом спинки, проломом головки или бросали в ямы живыми. Десятки тысяч минчан вышли 9 числа на очистку улиц от грязи и хлама. Зарыты убитые немцы, очищены улицы. Десятки тысяч людей работают над восстановлением железной дороги. 10 июля вечером в Минск прибыл первый поезд. В этот же день вышла республиканская газета “Звезда”. П. Пономаренко».

– Гады, что ж они наделали, фашисты проклятые? – Иван Сидоров обхватил голову руками и, стыдясь своих слёз, побрёл в сторону от поста.

Через минуту окрестности прошила автоматная очередь.

– Хальт! Стрелять буду!

Василий Губарев, подхватив автомат, побежал в сторону стрельбы.

– Вася, стреляй! Убегут, гады! Стреляй, мать твою!

Ещё через минуту на свет у костра вышли трое немцев с поднятыми руками. Один из них – с перевязанной грязно-серым бинтом головой – держал в руке костыль и показывал знаками, что ранен в левую ногу.

– Смотри-ка, Ваня, хорошо устроился фриц. Вишь, показывает, болеет, мол, идти не может. У, выродки! Теперь вы все больные. А как убивать детей наших, так здоровые были. Пристрелить вас – и дело с концом.

– Спокойно, Вася, сейчас капрал подойдёт. Разберёмся что к чему.

Иван Сидоров и Василий Губарев напряжённо вглядывались в лица задержанных.

Натужно шелестели ветками вековые дубы у дороги. В темноте майского вечера немцы напоминали уродливых птиц с тревожно развевающимися крыльями простых солдатских шинелей.

Подошёл капрал с шестью военнослужащими английской армии.

– What’s wrong? Who are you? Show your documents![44]

– Wir sind nicht das Militär. Zivilisten. Einer von uns würde verletzt[45].

Все трое достали документы.

– Which one of you speaks English?[46]

Тот, который был с костылём, подошёл к капралу.

– Where are you going?[47]

– We’re going back home[48].

Капрал внимательно изучил бумаги.

– Well, all right. You can go[49].