Точка

– Девонька моя, надо покушать. Вторые сутки спишь. Вот, куру зарубала, бульона тебе наварила. Покушай, пока горячее, – она поправила подушку на кровати, положила на одеяло вышитое красными петухами полотенце и стала меня кормить. – Как же звать-то тебя, моя хорошая? Всё молчишь. Как быть-то? Негоже человеку без имени. Не положено. А давай я буду называть тебя Светланой. Света. Светочка. А? Нравится? Ты светленькая, синеглазая. Вот и будешь у меня Светой называться. А там посмотрим.

Глава 12

22 октября 2009 года. Минск

08.00

– Светлана Ивановна Айдаркина? – голос на том конце провода удивительно напоминал голос моей соседки, уехавшей три года назад к дочке в Швейцарию.

– Да, это я. Чем могу быть полезна?

– Светлана Ивановна, я бы хотела с вами поговорить. Если не возражаете, давайте встретимся через час в сквере возле вашего дома.

– Простите, во-первых, вы не представились. А во-вторых, я не поняла, какого рода предстоит разговор? И вообще, откуда вы знаете, где я живу?

– Извините. Меня зовут Ольга Фёдоровна Стаханова. В прошлом – директор одного из детских домов Минска. Мне бы хотелось встретиться с вами. Это возможно?

– О чём вы хотите поговорить?

– Сейчас вы всё поймёте. Только вы, пожалуйста, не волнуйтесь.

– Да я и не волнуюсь.

– Речь пойдёт о вашем детстве. О том, где вы росли. Ведь вы выросли в детском доме города Изголь Новосибирской области?

– Да, это правда. Только я не возьму в толк, зачем вам, Ольга Фёдоровна, знать о моём детстве.

– Понимаете, вас разыскивает один человек. Женщина. Скажите, вы помните Мирру Львовну Андрееву?

– Мирра Львовна Андреева? Нет, не помню. Помню Изголь, детский дом, нашу группу, голодное послевоенное время. Извините, такую женщину не помню. Откуда она меня знает?

– Светлана Ивановна, давайте встретимся, я постараюсь всё объяснить.

– Хорошо, я приду. Давайте через час у станции метро «Площадь Якуба Коласа».

– Как я вас узнаю?

– Я буду сидеть на скамейке. И в руках у меня будет книга. «Сымон-музыка». Узнаете?

– Конечно!

10.00

– Сынок! Здравствуй, дорогой!

– Здравствуй, мама! Как дела? Почему такой взволнованный голос? Что-то случилось? С тобой всё в порядке? Может, Василий Николаевич приболел?

– Нет-нет! С нами всё хорошо! Не волнуйся! Мы здоровы! Просто час назад я познакомилась с удивительной женщиной – Ольгой Фёдоровной. Представляешь, она рассказала мне ту давнюю историю из моего детства!

– О том, как тебя спасла женщина с обложки журнала?

– Да, именно эта история! Оказывается, эта женщина жива и ищет меня! Она живёт в Минске! Сынок, прошу, завези меня к ней. Ольга Фёдоровна оставила адрес. Это недалеко.

– Хорошо, мама. Я заеду за тобой в обед. Ладно? Раньше не могу. Извини, сейчас нахожусь в ста километрах от города.

– Это слишком долго.

– Если хочешь, возьми такси, а я вернусь и заеду за тобой. Диктуй адрес.

– Договорились! Так и сделаем. Будь осторожен на дороге.

13.00

В уютном дворике возле старого дома на четыре квартиры почернели поздние цветы. Сникли в ожидании неизбежного холода.

Тихо. И что интересно, возле дома звуки большого города теряются, растворяясь в пространстве. А вместо звуков – тишина, больше похожая на вату.

Дом напрягает свои старые стены, дышит сквозь эту ватную тишину и кричит.

Я слышу, как звуки растекаются по трещинам, уходят в землю и возвращаются, не найдя слушателей, – вверх, в небо.

Там слышат всех.

Смотрю-вглядываюсь в знакомые окна. В сумерках кажется, что кошки на подоконнике превратились в маленьких плачущих сфинксов.

Предчувствуя недоброе, с трудом толкаю покосившуюся дверь в подъезд. Дверь в квартиру № 2 открыта. Незнакомая женщина выходит на крыльцо, неуклюже вытирая слёзы.

– Не успела… Как же так?.. В один день найти и потерять человека…

Кровь пульсирует в висках, мешая слушать вековую тишину.

Медленно вхожу, старательно закрываю дверь. Почему-то долго топчусь на коврике у порога, не решаясь сделать следующий шаг.

Оглядываюсь, будто вижу всё впервые.

В центре небольшой комнаты на круглом столе, застланном зелёной кружевной скатертью, стоит огромный самовар. Тускло блестит начищенной медью и ждёт гостей.

Готовятся к вечерней поверке пять керосиновых ламп на заваленном старыми газетами подоконнике.

Пол из простых неокрашенных досок напоминает палубу корабля. Под потолком – старинная бронзовая люстра с десятью хрустальными ангелами. Шифоньер из красного дерева, белый кухонный буфет, огромное зеркало в простой деревянной раме, кресло с резными подлокотниками в виде львиных голов, продавленная тахта с поцарапанными витыми ножками, четыре простых табуретки и видавшая виды складная шёлковая ширма с японскими веерами – всё словно затаилось.

Шаг. Ещё шаг. Так мало шагов. Такая огромная комната.

Закатное солнце скользит по жёлтым подтёкам покрашенной двери, неслышно касается волос Богородицы, нежно смотрящей на меня глазами Дюрера из глубины шестнадцатого века.

«Радость Марии». В трудные времена ты всегда выручала женщин этой семьи. Тихо провожу рукой по чуть шероховатой поверхности картины.