Точка и линия на плоскости

«Кто хочет доставить себе „наслаждение“ совершенно особого рода, тому достаточно посетить „Moderne Galerie“ Танхаузера, в новом Arcopalais. Если он, потрясенный первым впечатлением, не обратится сейчас же в бегство, насколько хватит ног, то, смотря по темпераменту и вкусу, он или начнет страшно браниться, или кататься по полу от смеха, или же – к сожалению, и такой случай возможен – он остолбенеет от удивления и, ослабев от восторга, упадет в одно из стоящих в зале удобных плетеных кресел. Причиной такого необыкновенного возбуждения является основанная весной и выступающая здесь впервые Neue Künstler-Vereinigung-München…» Так отзывается об этой выставке один из здешних критиков, поддерживаемый до сих пор всеми своими коллегами.

И вот действительно, смотря по темпераменту, в разной степени и форме вырываются у публики выражения злобы, издевательства и обиды. Тычут пальцами в картины, употребляют самые энергичные и несалонные выражения, и, как говорят, некоторые даже… плюются. Любезный и храбрый собственник выставочного помещения наслушался немало всяких «слов» и даже полуофициальных «замечаний» от «особ». Но он не теряет еще мужества и философски спрашивает: «Кто же мог ожидать чего-нибудь другого? Разве не то же самое было хотя бы на первой выставке Ван Гога?»[165] Но тому же Танхаузеру удалось услышать и единичные, но горячие поздравления и приветствия за «действительно серьезную и сильную выставку». С такими одобряющими словами обращались к нему люди и серьезного влияния, и крупного имени, хотя (преимущественно) в прямом отношении к искусству не стоящие. Но разумеется, и среди обычной публики находится все же известное количество смотрящих долго и внимательно, даже с явным напряжением мысли, и приходящих для таких осмотров по нескольку раз. И опять-таки я подчеркну, что сюда-то главным образом и относится элегантная часть публики, то есть элемент нетуземный. Это впечатление получается у многих. «Вот посмотрите, – говорил мне один тоже нетуземный, но многие годы живущий здесь немец, известный скульптор и очень беспокойный человек, – вот посмотрите! Сколько стало селиться в Мюнхене пришлых: вся физиономия его меняется, хотя и медленно. А вдруг возьмет Мюнхен да и проснется!»

Жаль, конечно, что нельзя «учесть» производимого этой выставкой впечатления. Мнение прессы, а также и частные письма, которые пришлось получить мне лично по поводу этой выставки, продукт впечатления, полученного профессионалом, то есть в огромнейшем большинстве случаев человеком, чувство непосредственности которого заглушено всякими «знаниями», предвзятостью и невысказанной боязнью что-нибудь встретить непонятное, где крупный или мелкий багаж его теоретики окажется недостаточным. Но вот именно эти внимательно смотрящие люди, тихими голосами переговаривающиеся между собою или одиноко открывающие свою душу, – что чувствуют они?

Не мне, как участнику и одному из основателей Нового художественного общества Мюнхена, вступать в оценку его дебюта. Я ограничусь указанием на цели и стремления этого еще небольшого кружка, который, несмотря на все нападки (а отчасти и благодаря им), стал, по-видимому, твердой ногой в Мюнхене, да, вероятно, также и во всей Германии, так как уже эта первая выставка охотно принята рядом средне- и северонемецких городов, что и обеспечило ей турне до конца осени будущего года. Импрессионизм (в соединении с peinture[166]) особенно крепко осевший в Берлине; печальное упорство в изучении органичности и органического построения и, наконец, стремление к внешнему широкому декоратизму (наша «новая школа») – вот три элемента, из которых сложилась и в которых увязла бездушная мюнхенская школа живописи. Композиция, ни к чему не стремящаяся, не вызванная никаким внутренним побуждением. Голые тела в пленэре без искания даже живописи. Лежащие на полу женщины пятками к зрителю, иногда с всклокоченной головою. Хлопающие крыльями гуси. Набеленные дамы на розовых фонах (серебро с розовым!). Скачущие из года в год через плетень красные охотники на пятнистых лошадях. Унылый звук толстой огромной трубы: Stuck, Stuck, Stuck! И наш новый и уже так надоевший нам тупой барабан: Putz, Putz, Putz! Это искусство, эта наряженная под искусство, хорошо построенная, разукрашенная, мертвая, бесконечно мертвая кукла – вот чем заменили мюнхенские выставки живой, бьющийся, трепещущий, мечущийся дух!