Точка невозврата

Ну а у меня еще дельце одно есть. Клещицу обещала, да и мне это теперь только во вред. Достала я из погреба отпечатанные листки, что тогда Клещицу показывала. С совершенно секретными данными о номерах частей и численности личного состава Борзинского гарнизона. И первый и второй экземпляры. Опять разожгла костерок во дворе и бросила в огонь экземпляры. Листики обуглились, свернулись в трубочки и превратились в пепел.

Все, нет больше совершенно секретных сведений. И Люсьен нет. Умерла! Вот такое печальное событие — был человек, и не стало его. Жалко Люсьен? Немножко жалко, все же это я, хоть и бывшая. К тому же, честно сказать, та Люсьен так много для меня сделала!

Настало время раскрыть тайну волшебного слова. Его я взяла из тетрадочки. А взяла я эту тетрадочку на хлебокомбинате, когда заходила к тете Маше за хлебом, в то самое утро, когда мне приснился волшебный поезд.

Тетрадочка называется «Учет отпуска хлебобулочных изделий». Представьте себе, там столбиком написаны все номера частей, которые получают хлеб на Борзинском хлебокомбинате. Это само по себе уже лакомый кусочек для шпиона. А дальше — больше! Части номер такой-то суточный отпуск хлеба — столько-то буханок. Осталось только узнать суточную норму потребления хлеба на одного человека. Если разделить количество отпущенного хлеба на эту норму, то и получится численность личного состава данной части. Как оказалось, получится с хорошей точностью. А это для приграничного гарнизона уже совершенно секретные сведения. Любой китайский шпион может устроиться на работу на наш хлебокомбинат и тоже получить эти сведения. Тетрадочка учета с номерами частей хоть и прошнурованная, но лежит у тети Маши на столе. Там я ее и взяла в то чудесное утро, когда мне приснился волшебный поезд. А дальше дело техники. Калькулятор и пишущую машинку я взяла у себя на мясокомбинате.

Вот и все.

Глава 24 Паренек

Между пыльным летом, когда белое небо посылает на землю удушливый зной, и злой зимой, когда ночью вокруг луны светится морозный ореол, в этих краях наступает короткая тихая осень. Словно извиняясь за свою неприветливость в остальное время, природа дарит недели две ясных солнечных дней. В эти дни воздух звенит от прозрачной свежести и ярких, немного неестественных красок. Бесконечная, опрокинутая вверх дном голубая чаша забайкальского неба накрывает пустынную монгольскую степь, вспучившуюся до горизонта пологими бурыми сопками.

Ровно два года назад, в точно такие осенние дни, когда невидимый художник разрисовал яркими акварельными красками все, что попадалось ему под руку, Мальцев впервые пересек КПП Борзинской зенитно-ракетной части. На следующий день его вьющиеся волосы упали на пол гарнизонной парикмахерской, пожилая уборщица смела их в совок и выбросила в стоящее в углу ведро. В зеркале отразилась остриженная невзрачная головка с глазами, полными тоски и тревоги перед этим суровым краем, перед этими невиданными ранее людьми, перед своей судьбой, которая, видимо, решила додавить его здесь. Тогда, два года назад, его мать держалась до последнего и разрыдалась только тогда, когда ТУ-154 рейса «Киев-Иркутск» взмыл в небо над Борисполем. От Иркутска до Читы Мальцев ехал в общем вагоне. Ночью было так холодно, что в вагоне никто не спал. Мужики выбегали на полустанках и подбирали обломки досок, которыми топили печку в тамбуре. Какой-то мордатый прапорщик развлекал сгрудившихся вокруг печки людей:

— Вот зимой к броне притронешься случайно пальцами, и не отдирается. Кожа примерзает, отрывать приходится с кожей. А пальцы мы плоскогубцами разгибаем.

Мальцев посмотрел тогда на свои тонкие пальцы, потом на пальцы прапора, каждый размером с сардельку, и грустно вздохнул. За окном до самого горизонта простиралась чернильная степь, освещаемая мчащейся параллельно поезду полной луной. А утром взошло солнце, и в вагоне стало теплее. Еще через два часа слева по ходу поезда открылась величественная панорама Байкала.

Потом на два года он стал Пареньком. Об этих годах его жизни Пареньку будут напоминать небольшой шрам под левым глазом да тревожные сны. В этих снах он будет беспокойно искать и не находить свои сапоги, а комбат Галимов будет хищно скалить узкий рот.

А сегодня в Борзе осенний вечер. Где-то за сопками тихо догорает закат, в ресторане музыканты настраивают инструменты, подполковник Рымарь инструктирует патруль, а прапорщик Шубин за рюмкой водки рассказывает жене, как в военном училище их учили танцевать полонез. Этим теплым вечером прапорщик Колосков из строевого отдела по дороге домой встретил Мальцева и буднично сказал:

— С тебя, Мальцев, бутылка! Пришел приказ.

Вот и все…