Точка невозврата. Выбор

Рене выругался. Плохо. Он не шпион – так, пародия. Криво слепленная подделка, а ведь он предлагал приехать сюда открыто. Пусть бы официальным поводом было что-то другое, но хотя бы под свои именем. Нет же, их сиятельство лорд-канцлер Арго Вивьен захотели поиграть в великого комбинатора.

Сесиль их подери!

Рене прикусил щёку. Гнев - плохой советчик. Да, у него лишь зацепки, но хоть что-то. Это несравнимо больше, чем было шесть месяцев назад! Верно и то, что этого ничтожно мало, чтобы обвинить хоть кого бы то ни было. Возможно, для канцелярии не составляет труда тихо взять подозреваемого и на веки вечные сокрыть в своих тайных подвалах, но сейчас речь идёт о канцлерах, герцогах и советниках. Шум, который поднимет неловко составленное обвинение, скомпрометирует всю партию прогрессистов и положит конец почти полувековой политике.

Асмадер бессильно сплюнул на дорогу. Он ненавидел политику. Его тошнило от одного упоминания о ней. И всё же, всё же…

В его квартире пахло ёлкой и апельсинами. Рене почувствовал себя пятилетним мальчиком, который влетел в дом с холодной улицы прямиком в бабушкины объятия. На Бейтрин они всегда ездили к ней в Тарль и проводили там не меньше месяца.

– Ты всё-таки решил отпраздновать? - Ротгер любопытно приподнял салфеточку. - О, кексики!

– Нет, - грубо ответил Рене. - Это чья-то самодеятельность.

Старик, который уже успел откусить кусочек праздничного лакомства, поднял полные непонимания глаза.

– На мой взгляд это очень милый жест. Ну же, улыбнись. Девочка, как мне кажется, сделала это от чистого сердца.

– Нам надо работать, - недовольно покачал головой Рене.

Ротгер же пожал плечами и вернул салфетку на место.

– Как хочешь, но кексик просто изумительный. Попробуй!

Рене только фыркнул в ответ. Ёлка, апельсиновый кекс - это всё, конечно, хорошо, но зачем?

Он и забыл, когда в последний раз вот так праздновал приход нового года. Обычно ему компанию составляли бутылка хорошего бренди и утреннее похмелье. Определённо, когда девочка придёт в следующий раз, надо ей объяснить, что всё это лишнее.

При этом Рене было крайне любопытно: зачем она это приготовила? Если как знак внимания, то выглядело всё очень по-детски, а если нет… Тогда что - благодарность?

Они закончили разбирать документы, едва сгустились первые сумерки. Больше ничего нового не произошло. Рене проводил старика до площади, где и расстались.

– Ты всё-таки подумай насчёт завтра. Моя Синтия будет рада гостям.

Он в очередной раз отказался от приглашения.

Рене неспешно отправился в обратный путь вдоль лавок, с интересом разглядывая лотки и удивляясь людской изобретательности, когда дело касается Бейтрина.

В этот праздник лавочники не жалели ламп, чтобы осветить свои витрины. Вот в магазинчике тканей поместили манекен и разложили вокруг ткань. Она ложилась мягкими складками, и казалось, что потоки воды ниспадают вдоль стройного тела. У ног застыло кружево пены. Ледяное великолепие скульптуры – вот что это было. Искусно раскрашенное лицо манекена смотрело на мир надменно, зная, что её красота недостижима простым смертным женщинам. Платиновые кудри разметались по обнажённым плечам, волны кружев и шёлка едва прикрывали наготу на грани приличия. Казалось, ещё мгновение, и она спустится со своего постамента в эту земную грязную жизнь. Спустится и с упрёком посмотрит Рене в глаза.

Рене смахнул наваждение. Не нужно ворошить прошлое - кроме боли и разочарований, оно ничего не принесёт.

Он продолжил свой путь дальше. Кондитерские, магазинчики готовой одежды, булочные, мясные лавки и даже сапожники, - все поддались общему безумию, соревнуясь за самую яркую и несуразную обёртку своих товаров. Выкрашенные в яркие краски лампочки раскрасили ночные улицы в десятки всевозможных цветов.

Она стояла на другой стороне улицы, зачарованно разглядывая кукол за стеклом. Снег ложился на растрёпанные тёмные кудри. В свете огней отблески влаги дрожали на её волосах и ресницах. Рот слегка приоткрылся. Когда кукла на витрине моргнула, повинуясь неведомому механизму, Мари поражённо и восхищённо улыбнулась. Сейчас она меньше всего походила на чопорную училку, скорее на ребёнка, увидевшего неведомое чудо. Именно так она разглядывала электрическую лампочку в свой первый день. Даже гадать не надо, представься ей возможность, она непременно расспросит мастера о том, как работает чудо-кукла.

Выражение её лица внезапно изменилось. Она оценивающе взглянула на витрину и, подумав, зашла внутрь. Однако не прошло и пяти минут, как Мари вышла обратно на улицу, на её лице сквозь маску отчуждения пробивались гнев и досада. Она раздражённо убрала волосы под шляпку и, бросив огорчённый взгляд на магазин, поспешила вниз по улице.