Точка невозврата. Выбор

Кто в глубине души на самом деле видит сны? Нас двое или я один? И кто из нас «я»?

Д. И. Скирюк

Этот мир давно уже жил на грани. Дрожала ткань его сознания и грозила рассыпаться миллиардами бессмысленных жертв. Бесконечная круговерть жизней и смертей. Зачем ему безумные боги, когда есть люди, готовые ради собственных прихотей и амбиций перевернуть его с ног на голову?

Спящий шёл по проторенной дороге своих снов. На изломе зимы его сущность могла заглянуть в самые далёкие уголки Этого мира, а время переставало иметь значение. Мир уменьшился настолько, что теперь казался игрушечным, но Спящий устал играть. В незапамятные времена он считал, что, подобно богу, может направлять людской род, говорить, куда им идти, справедливо судить и своею волей подавлять собственное же проклятие. Не вышло. Войны и смерти изранили землю Этого мира так глубоко, что даже боги не смогли её излечить.

Да и бог ли он?

Что есть бог на самом деле? Всеотец, способный выполнить любое желание своих чад, или строгий судья, вершащий суд над нерадивыми рабами?

Любит ли он людей?

Нет. Они бывают ему интересны. К некоторым он был привязан сильнее, чем к другим, но не было в Спящем той праведной всеобъемлющей любви, которую приписывали богам. Только единственное обещание, данное сотни лет назад, заставляло его сидеть в своей темнице и давить собственную звериную сущность. Спать, тем самым оберегая своих потомков от жизни в мире, затопленном войнами и распрями.

Своих детей Спящий любил. Пусть в поколениях уже изменились черты его собственные и той женщины, ради которой он запер себя. Пусть его безумие проросло в их душах. Он любил своих детей, но не человечество. Это самое человечество и вовсе представлялось ему хаотичным нагромождением суетливых жизней, рождений и быстрых смертей. Он не мог уследить за их меняющимися обществами и предпочитал просто наблюдать, не вдаваясь в детали.

Кто он такой, если не бог? Последний оставшийся из древней расы, отличной от людской? Неведомое создание магии? А может быть, он маг, тысячи лет назад сошедший с ума? Выбирай любое, а правды никто не знает. Кто он - вопрос, который перестал волновать в тот день, когда в Этот мир пришёл его сын. Альгар - вот имя, которым он сам нарёк себя. Ни Змей, ни Спящий, ни тем более придуманный людьми Сессиль.

За прошедшие века Альгар понял, что мог посещать сны наделённых силой потомков. Незримый для них, наблюдал за ними, иной раз направлял или предостерегал.

Вот король Артрина Карл IV сидит за своим столом и что-то пишет. Ему даже во сне снится работа. В чертах этого человека Спящий угадывал свои собственные: широкий и упрямый подбородок, чёрные глаза с лучиками морщин в уголках, россыпь родинок на шее и сила - способность проникать в мысли, читать их и управлять ими. Этому королю повезло не поддаться безумию. Многих других сводило с ума непонимание одной довольно простой истины: люди зачастую видят не то, что есть на самом деле, и, не понимая этого, считают себя правыми. По всей видимости, для людей это слишком непонятно, поскольку каждый третий из его детей начинал видеть врагов даже среди самых близких.

Карл же снисходительно относился к витиеватым, зачастую фантазийным, мыслям других людей и научился вычленять главное. Надо бы попросить Хуртулея исследовать это: может быть, получится вывести метод обучения для остальных и сократить череду параноиков.

Следующим был Вилли. Старшенький из принцев сидел на белом коне на каком-то параде, а люди бросали в него гнилые овощи. Они оставляли на зелёном кителе принца грязные отметины, но он сидел прямо, гордо смотря вдаль. Вильям был красив - светлые волосы коротко подстрижены, и небольшая чёлка элегантно выглядывала из-под полувоенной шапки, прямая осанка, ладная фигура, которая с возрастом и при должных упражнениях станет атлетической. Только зелёные глаза не выражали ни одной эмоции. В холодном осеннем воздухе витали запахи гнилой листвы, влажной земли и почему-то крови. Этот сон Спящему не нравился, и, наверное, правильно, что Хуртулей предложил отстранить мальчика.

Людская толпа вокруг всадника монотонно гудела, словно разозлённые пчёлы, пока кто-то не выкрикнул:

– Ты не сын короля! Безродный! Ты не наш король!

Страхи пятнадцатилетнего Вильяма были понятны - его не примут, он будет отвержен. Он, признанный первенцем, на самом деле был лишь третьим или четвёртым в веренице детей Карла, пусть и незаконных. Этот страх усугубится, когда наследником объявят Генри. Сможет ли старший уступить младшему, совладать со своей натурой и отойти в сторону? Надежда ещё есть: Карл старательно пытался исправить все свои ошибки, не прятал детей друг от друга, выстраивал между ними ту верную крепкую связь, которая должна быть в семье. Достаточно ли этого – покажет время.