Точка опоры

Но разве могла она в такой день усидеть в гостинице? Еще утром, стоя у окна, слышала: под барабанный бой марширует пехота. Взглянула на Крещатик: под лучами солнца поблескивают грани штыков. Вдоль тротуаров замерли шеренги городовых. На вороном коне гарцует пристав...

Неужели помешают демонстрантам выйти на главную улицу? Неужели дрогнут люди, переполненные гневом?

Димка надела теплую ротонду и меховую шапочку, перед зеркалом подобрала пряди волос и вышла на улицу. На тротуарах Крещатика уже столпились зеваки. В переулках группками стояли студенты и мастеровые.

"Вместе! Пойдут в одном строю! - отметила Димка. - Ильич узнает обрадуется".

Вдруг ей показалось, что кто-то сбоку присматривается к ней. Глянула туда. И в тот же миг в толпу нырнул субъект в черной смушковой шапке. Димка, расталкивая толпу локтями, пошла в другую сторону; покружила по соседним кварталам и, успокоившись, снова направилась к Крещатику; оглянувшись, заметила - возле угла та же смушковая шапка.

Скорей, скорей в толпу - там нетрудно будет затеряться.

На трамвайной остановке Димка успела впрыгнуть в вагон. Вздохнула облегченно, - субъект остался, затертый толпой.

Водитель беспрестанно звонил, пробивая себе дорогу. Но вскоре с обеих сторон на середину улицы хлынули демонстранты, и трамвай остановился.

Димка стояла, стиснутая пассажирами, недалеко от выхода и не знала что ей делать. Ждать ли, когда вагон двинется дальше, или сойти и юркнуть в самую гущу демонстрантов?

Вовремя вспомнила наказ комитетчиков - не рисковать.

Вагон возбужденно гудел. В таких случаях пишут: "как пчелиный улей". Димка подумала: другого сравнения, пожалуй, и не подберешь. Одни восторженно били в ладоши и кричали демонстрантам ободряющие слова, другие притопывали ногами, словно козлы, приготовившиеся бодаться, и сыпали проклятия, грозили небесной карой. Седоусый дядька, стоявший рядом с Димкой, сдернул с себя барашковую шапку и, помахивая ею, гаркнул студентам, проходившим мимо вагона:

- Спасибо вам, панычи!

Между улицами Лютеранской и Прорезной весь Крещатик оказался запруженным. Впереди над головами почти одновременно как бы вспыхнули три красных флага. По золотистой бахроме Димка узнала тот, на котором было белым шелком вышито: "Свобода слова, печати, собраний!", "Политическая свобода!". Дружно, в сотни голосов запели "Марсельезу". Пока все шло так, как договаривались на заседании комитета, и Димка про себя хвалила киевлян.

И вдруг она увидела в самой гуще знакомые плечи, знакомую голову в шапке, похожей на извозчичью. Не обозналась ли? Нет. Товарищ Дементий Иосиф Басовский!

"Ну как он мог?! Зачем вышел?.. Вот одержимый!.. Ведь был же уговор не высовывать носа из нелегальной квартиры. Его дело - транспортировка "Искры". Важнее теперь нет ничего. Как можно было забыть?.. Сам же говорил: по ту сторону границы лежат, ожидая его, очередные тюки с литературой, завтра необходимо ехать за ними. А если случится недоброе?.. Знает ли кто-нибудь того человека, к которому контрабандист доставляет партийный груз?.. А если никто, кроме Иосифа, не знает?.. Все пропадет... Провалится путь, налаженный с таким трудом..."

Димке хотелось выпрыгнуть из вагона, пробиться сквозь толпу и на ухо сказать Басовскому:

"Что вы делаете?! Уходите немедленно!.."

Но разве пробьешься туда?

С противоположного тротуара шаг за шагом наседал строй солдат. Ружья наперевес. Демонстранты, того и гляди, повыхватывают у них винтовки.

"Эх, если бы это случилось..."

Но где-то совсем рядом уже цокали копыта. Казаки врезались в колонну демонстрантов, засвистели нагайки...

Впереди казаков на вороном коне пробивался к флагу с золотой бахромой пристав. Димка услышала фамилию - Закусилов. Бьет плетью направо и налево. Вокруг его разгоряченного коня кипит народ. Уже не защищаются, а норовят вырвать плеть. Вон уже остался один черенок. Закусилов бросил его, подался грудью вперед. Еще секунда - и выхватит у знаменосца древко... Но с обеих сторон взметнулись кулаки. Пристава сдернули с коня, и замелькали над ним палки.

Улица переполнилась гневными и отчаянными криками, стонами, матюгами и проклятьями. Блестели обнаженные шашки. Возле самой двери вагона мелькнуло окровавленное лицо женщины...

Появились лазаретные повозки с красными крестами, и санитары принялись укладывать раненых.

"Побоище безоружных! - У Димки сжались кулаки. - Вот он каков, Ника-Милуша! А где же товарищ Дементий?.."

Димка пробилась к самому выходу: придерживаясь за поручень, смотрела вперед. О субъекте в смушковой шапке она уже давно забыла. Оставалась одна забота - отыскать Дементия. Цел ли он?..

Но в волнующемся людском месиве разве отыщешь?.. Нет его. Нигде не видно.

На помощь пехоте и казакам примчались на разгоряченных конях жандармы, успевшие "поработать" где-то в другом месте. И демонстранты шаг за шагом отступали в неширокий переулок, как в ловушку...

До темноты не удалось "водворить порядок". То в одном, то в другом конце города демонстранты снова сбивались в колонны, и опять гремело грозное требование: "Долой самодержавие!"

И на следующий день Киев продолжал бурлить.