Точка опоры

Димка всего лишь на несколько минут забежала в гостиницу; расплатившись за номер, сказала: "Уезжаю в Симферополь"; с желтым сак-чемоданом и горбатой корзиной в руках вышла на улицу.

Поздно ночью филер из летучего отряда вручил своему старшему, Сачкову, называвшемуся в Киеве Ершовым, проследку, в конце которой было записано: "Наблюдаемая "Модная" поселилась в странноприимном доме No 4 Михайловского монастыря".

Новицкий торжествовал: за два дня схвачено более двухсот человек. Среди них - агент "Искры" Иосиф Басовский, он же Дементий. Редкостный улов!

Дело прогремит на весь мир! И все газеты будут писать об искоренении марксизма! Как раз перед его, генерал-майора... Нет, уже, вне всякого сомнения, перед его, генерал-лейтенанта Новицкого, юбилеем. И государь одарит его щедрой наградой.

Бауман приехал в Киев, когда там еще продолжали хватать неблагонадежных. От уцелевшего комитетчика узнал об исчезновении Димки, об аресте Басовского: совещаться было не с кем. Оставалось только самому заметать следы.

Возвращаться прямо в Москву Грач не рискнул - попросил купить билет в Воронеж. И в поезд сел не на вокзале, а на следующей маленькой станции.

Но в тот же вагон сели филеры Зубатова.

Заметив их, Николай Эрнестович ночью выпрыгнул из поезда посреди перегона. К счастью, отделался легкими ушибами. Появляться на станциях той же дороги для него было рискованно. Пошел по деревням Задонского уезда. Голодный, незнакомый с местностью, он был вынужден в селе Хлевном попросить приюта у земского врача Валериана Вележева. Тот выдал его уряднику.

А с арестом "Модной" Новицкий не спешил. Было похоже, что при возвращении за границу она воспользуется тем же путем, по которому Басовский перевозил "Искру". Надобно проследить голубушку до конца. Тогда и улов еще увеличится, и путь для нелегальщицы будет окончательно закрыт.

Но где же она?

От летучих филеров аккуратно приходили проследки. И вот пришла последняя: "5-го февраля наблюдаемая взяла билет до Ровно и с поездом No 1, отходящим в 7 ч. 30 м. вечера, выбыла из Киева. Утром следующего дня на станции Здолбуново "Модной" в поезде не оказалось".

Исчез и желтый сак-чемодан. Осталась только горбатая корзина с ручкой. Пустая!

Где скрывалась Димка и как ей удалось перебраться через границу, никто не знал.

Лишь через девятнадцать дней Надежда Константиновна сообщила намеками в Москву Бауману: "Димка вчера вернулась из кругосветного плавания".

Но письмо попало в руки Зубатова.

А Баумана, повозив по каталажкам и тюрьмам, к тому времени уже отправили в Киев, чтобы там присоединить к другим агентам "Искры", большой процесс над которыми готовил генерал Новицкий.

Василий Дементьевич, отправив Баумана в Лукьяновскую тюрьму, окруженную высокой крепостной стеной, с удовольствием потер руки:

- Вот и Грач у меня в надежной клетке! Теперь уж не улетит!

Лукьяновка считалась крепкой и надежной тюрьмой. Правда, однажды бежали из нее трое политических заключенных, но это было так давно, что о прискорбном случае теперь ни сам генерал, ни его подчиненные, ни смотритель тюремного замка - никто не вспоминал.

2

Колыхнулись половинки занавеса, медленно поплыли в стороны, и открылась давно знакомая декорация: гостиная с колоннами, за ними большой зал. Там накрывают стол для именинного завтрака. На сцене чеховские сестры: Маша в черном платье, Ольга - в синем, Ирина - в белом. Светлое идет к ее пышным золотистым волосам.

Но что это? Сегодня она какая-то необычная, чересчур нервная. Кажется, вот-вот позабудет слова и взглянет на суфлера, как на спасителя.

Савва Тимофеевич подался вперед, навалился грудью на борт директорской ложи. Он видел Марию Федоровну в этой роли по меньшей мере два десятка раз. Всегда засматривался на нее. Помнил все жесты, все слова и паузы, все мельчайшие нюансы интонаций. Актриса очаровывала его и красотой, и пластичностью, и голосом. Звучным, мягким, певучим. А сегодня, словно после простуды, примешивается легкая хрипота.

Здорова ли она?

Вот сейчас посмотрит в окно, скажет: "Я не знаю, отчего у меня на душе так светло!" Всегда при этом трогала душу мечтательная радость именинницы. А сегодня... Не то. Ничего похожего на радость. Видать, кошки скребут у нее на душе. Не почувствовали бы зрители, не пробежал бы холодок по рядам...

Вот Ирина спрашивает: "Отчего я сегодня так счастлива? Словно я на парусах". И опять не то. Ветер не дует в ее паруса. Она - на грешной земле, и счастье отвернулось от нее.

Впереди короткая реплика Чебутыкина, после нее Ирина заговорит о том, что знает, как надо жить. "Человек должен трудиться".

"Так, так, - в душе подбадривал Савва Тимофеевич. - Так. Слава богу, начинаешь входить в роль". И у него отлегло от сердца.

Окинув взглядом зал, он успокоился: принимают так же, как на предыдущих спектаклях, - вслушиваются в каждое слово. Зачаровала зрителей!

Но вот Ирина остается наедине с Тузенбахом. Тихим голосом говорит барону, что жизнь только кажется прекрасной. И опять чувствуется незнакомый ранее надрыв: