Точка опоры

- Мария Федоровна, голубушка!.. - говорил Морозов, входя в гостиную и протягивая руки Андреевой. - Куда прикажете - полушубки?

- Уже есть?! Прямо сюда.

- Смелая женщина!.. А я бы все же посоветовал: поосторожнее.

- Я, - улыбнулась Андреева, опускаясь в кресло, дама-благотворительница!

- Зубатов может и к вам подослать бегунков. Посматривайте. - Савва Тимофеевич сел по другую сторону столика. - Уж больно хитер окаянный! Изворотлив, яко змий. Но, поверьте мне, скоро сломает себе шею. На этих полицейских рабочих организациях. Наши промышленники потеряли терпение, послали депутацию в Петербург: дескать, сеет вражду между рабочими и хозяевами, по-своему держит руку мастеровщины. Они так понимают. Будут молить о мире и благоденствии. А ваши говорят: мира не будет. И, я чую, правда на их стороне. На горизонте собираются тучи. Над людским морем реет буревестник. - Взглянул в глаза. - Вы от Горького не получали писем? Здоров ли Алексеюшко?

- Кажется, ему лучше... Пьесу пишет...

- Поторапливайте... К будущему сезону...

Морозов вспомнил вчерашний спектакль и хозяйку дома в одной из самых обаятельных ее ролей. Ирина, стройная, легкая, элегантная двадцатилетняя девушка с большими карими глазами... Много раз смотрел и всегда забывал, что актрисе скоро исполнится тридцать пять: перед ним было одно из чудес перевоплощения. Молоденькая, в белом... Чебутыкин говорит ей нежно: "Птица моя белая..." Несомненно, Антон Павлович писал роль для нее Она и впрямь напоминает птицу... в клетке. Обвел глазами гостиную, будто видел впервые полированную мебель, плафон с тонкой лепкой, бархатные портьеры с золотистой бахромой.

"Холодно и одиноко ей, как птице в золоченой клетке. И в глазах задумчивость, ожидание чего-то нового, значительного. Не только оваций зрительного зала... Чего-то большего..."

После мимолетного раздумья, озадачившего хозяйку, сказал:

- И для вас в его новой пьесе, надеюсь, найдется роль?.. Он не может не написать...

- Не знаю... Не думаю... Бедные студенты нейдут из головы... И еще у меня... - Мария Федоровна порывисто приподнялась, будто решаясь на что-то отчаянное, и кинула жаркий взгляд в маленькие глаза собеседника. - Еще одна просьба... Вы уж извините, Савва Тимофеевич, миленький!.. Но Горький далеко, и мне, кроме вас, обратиться не к кому.

- Алексей Максимович, насколько мне известно, деньги не чеканит, улыбнулся Морозов уголками губ и, подаваясь грудью к столику, спросил в упор: - Для "Искры" надо?.. Понимаю... Видать, умнейшие там люди. России нужны такие. Партию сколачивают крепкую. И знают, кого в финансовые агенты завербовать. Разве вам откажешь? Но уговор: уж вы мне свежий номерок приберегите.

- Неужели читаете?

- Голубушка! - Морозов прижал руки к груди. - Я - капиталист и должен знать, куда пойдут мои деньги. И мне небезразлично, что там пишут о нас, какое завтра будет солнышко над миром. И какой нам срок жизни. А больше того, хочу узнать, когда будут отпевать этого тумака - Нику-Милушу.

Распахнув пиджак, достал часики:

- О-о, засиделся я у вас! - Прощаясь, сказал: - Чек доставлю завтра. Попы говорят: добрые дела зачтутся на том свете, а мне бы - на этом, после вашей революции. Если доживу...

- Савва Тимофеевич!..

- Молчу, молчу... - Поцеловал руку. - С вашего разрешения, завтра в это же время.

Дядю Мишу выпустили под поручительство Желябужского. Студент сразу же стал перевозить в Бутырки полушубки и валенки, полученные от Морозова; одел в них девяносто пять заключенных за "беспорядки скопом", которых по царскому повелению высылали в Сибирь; всем говорили:

- Это от политического Красного Креста.

3

По воскресеньям Анна Егоровна стряпала пироги. Муж любил "весенние" с зеленым луком и яйцами, дети предпочитали "зимние" - с ливером. Вот и сегодня им были обещаны ливерные. Кто же думал, что все переменится? Оказалось, что и у начальства бывает семь пятниц на неделе.

Анна Егоровна встала рано, сказала мужу, чтобы вскипятил самовар, и торопливо накрыла стол: нарезала хлеба, поставила масло, положила кренделей в сухарницу.

Дочь, гимназистка с пышными косами, увидев, что мать уже наряжается перед зеркалом, капризно скривила губы:

- Ну уж, мама... Опять ты...

- А пирогов тю-тю! - присвистнул сын, пробегая по коридору к умывальнику. - Знал бы - еще поспал.

- В следующее воскресенье обязательно с ливером.

- Ты обещала сегодня.

- Меня ждут... Девочка моя милая! - Анна Егоровна поцеловала дочку в щеку. - В Красном Кресте...

- Опять в Бутырки? Передача революционерам? - спросил сын. - А кому сегодня, мамуля? Кому?

- Много будешь знать... - Серебрякова поворошила сыну кудлатые волосы, - ...говорят, скоро состаришься.

- Ну, до этого далеко! - снова присвистнул сын. - Может, еще и мне... Вот так же передачи...

У Анны Егоровны дрогнули плечи, по спине прокатился холодок.

Поспешив на выручку, отец осадил сына:

- Не суйся в дела взрослых. Тебе еще рано.