Я пересёк пустую площадь. Круглорожий атаман артистично держался в седле, готовый гаркнуть, как некогда любил, объявляя экспроприацию: «Я Котовский!» Образ народного мстителя, бессарабского Робин Гуда, чёрта лысого, атамана ада высился в своей литой бесчувственности. Яйца жеребца тускнели в чёрных крыльях паха. Бессмысленная мертвенность, весёлая нелепость времени снова пучила живот комкора.
Меня замутило, бездна будущего разверзлась передо мной. И понял я, чем напоила меня Маришка, каким белым лунным молоком отравила.
Я стоял перед бронзовым конём, готовый шарахнуться, когда тот стукнет, громыхнёт, шагнёт с постамента, зацокает тяжко к склепу хозяина. Лунный луч касался моего виска, наползал на окошечко и вот проник, лизнул бельмо — и ополовиненный атаман, очнувшись, длинно перебирая руками, подсучивая культями, выбрался наружу, вцепился в стремя и взлетел в седло.
В следующее мгновение я мчался по тёмным улицам, окутанным садами, бился в запертые калитки, слыша рысью приближающийся топот. Но вот за низким забором я увидел дом, голубятню — и взмыл. В душной комнате, тесной от комода, шкафа с рассохшимися створками, столика и баулов под вешалкой, воздух горяч и недвижен. Она лежит разметавшись, тёплая сырость ещё не высохшего полотенца, расправленного на спинке стула, касается её закинутой за голову руки, лунный свет, омывающий меня всего, обливает её тонкое запястье, грудь и полусферу лона. Смуглая кожа отсвечивает бархатной патиной, тёплая бронза течёт под моей ладонью.
Вдруг топот тысяч конских ног возрос и тут же стал стихать одиночными всадниками, один было потоптался перед калиткой, но вот захлопала, засвистала нагайка, лошадь всхрапнула и, ёкнув селезёнкой, пустилась галопом.
Утром, когда Маришка откроет глаза, солнечный голубь слетит на подоконник, забурлит горлом, распушится, замрёт, помаргивая полупрозрачным веком.
Границы полей
На ацтекском языке читлалли значит «звезда».
Грифы Америки — родственники аистов. В то время как грифы Старого Света — родственники коршунов.
Так как же узнать, где границы террасных полей, залитых зеркалом неба? Надо слушать лай собак. Собака провожает прохожего только до пределов своего хозяина. Дальше вас встречает другая собака. Садится солнце, стебельки тонут в закате.
Вот история о том, как красивая пара несколько лет путешествовала автостопом по всему миру и чем это закончилось. Афганистан, Пакистан, Индия, Африка. Пропали они в Мексике. Парня зарезали, девушка исчезла. Серёжа и Света. Рослые, красивые, весёлые. Все их путешествия, интервью, обзоры достопримечательностей транслировались в соцсетях.
Когда ребята сгинули, я мотался между Москвой и Прагой, метался после развода, глаза уже ни на что не глядели. Я жил тогда на Виноградах, неподалёку от кладбища, и единственной опорой мне была могила Кафки. Между припадками отчаяния, разбирательствами с адвокатом и недвижимостью, поглощённый отвращением к себе, я смотрел на могильный памятник Кафки и находил в нём странное утешение. Что-то важное источала эта могила главного затворника и пророка XX века.
Когда я узнал из ленты, что Серёжа погиб, а Света пропала, это стало последней каплей. Так бывает — беда незнакомых людей, землетрясение или любая катастрофа становится слабым толчком, сдвигающим личную тысячетонную лавину.
Мне надо было бежать куда глаза глядят, и я купил билет на самолёт в Мехико, летел через Франкфурт и потом удивился, что не воспользовался этим и не соскочил.
В аэропорту я зарентовал Subaru Forester и отправился на поиски пропавшей девушки.
Наверное, я искал новую жену или вообразил себя Дон Кихотом. Со Светой могло произойти что угодно, она могла попасть в лапы наркоторговцев, стать секс-рабыней. Жестокие ацтеки практиковали человеческие жертвоприношения, они способны на всё. Джунгли, самосуд, наркотики, отдельная цивилизация варваров. Мне было безразлично. В определённые моменты жизни человек вступает на тропу смерти, желая спасения ценою собственной жизни.
Я купил в переулке Коакалько Glock и две полные горсти патронов, пристрелялся на пустыре по крысам. Я проехал по Мексиканскому нагорью семь тысяч вёрст, следуя маршруту Серёжи и Светы. Я останавливался на обочине и в мотелях, на бензозаправке пытался разговорить жену златозубого головореза, сжимая в кармане куртки удобную рукоятку.
Я желал нарваться. Портье в некоторых городках помнили эту пару: он болтал со всеми, она снимала. Читлаллипетль — место, где всё случилось, в переводе — «Подземная Звезда». Там склоны предгорий заняты террасными полями. Когда поля набухают поливом, закатное солнце растекается по горам.