Точка РУ и 6 "Б"

– Пчелами занимается Александр Нилыч, – она сказала громко, чтобы он там, в горнице, услышал, – он и медом распоряжается – кому продать, кому отказать, кому подарить чашечку. Поживете подольше, может, и вас удостоит подарка.

– Пожили мы с дочкой все лето. И подружились с Ниловыми. Они жили, как все – огромное поле картошки. Наталья Васильевна полола, окучивала, воевала с колорадским жуком. А он ловил рыбу на озере, чинил лодку, ремонтировал забор.

Они отличались от других деревенских людей. Чем? Не сразу поймешь. Труженики? Да и другие не ленятся. Картошку на зиму не только себе – корове, поросенку. И разные овощи – морковь, лук золотой. Наверное, их особенностью было удивительное согласие. Не только внешнее, а серьезное, органичное. Любовь? Конечно. Но и неписаный кодекс жизни: кто за что отвечает, есть границы, их не нарушают. Я сама над собой потом смеялась: угораздило меня в первый день обратиться к Нилычу: «продайте молока». Не его это дело, он и не лезет не в свое пространство. Много вы таких знаете? Я – нет. Я про Ниловых часто думаю, это всегда интересно. И вот еще одна картина. Прихожу к ним, зачем – не помню. Они сидят рядышком на диване и плачут! Оба! По-настоящему! «Что случилось? Наталья Васильевна! Александр Нилович! Да скажите же!»

– Рой ушел.

– Ушел рой и не вернулся.

– Пчелы всегда летают по лугам, по садам – им нужны цветы, сладкий сок нектар. Это понятно. Иногда летают далеко, но возвращаются. А тут пропали! Кто-то сманил? Все могло быть. Я удивилась: ну, рой, ну, мед. Но чтобы плакать! Ладно она, Наталья, женщина. Но он-то! Мужественный, сильный, большой и красивый сероглазый человек. Приехал на мотоцикле из поселка сын Алексей. Объехал окрестности, отыскал рой, разобрался с похитителем из соседней деревни. Вернул пчел на место. И только после всего, на другой день, она мне сказала:

– Понимаешь, Саша отчаялся: признал свою слабость – не справился с пчелами, со злым человеком, а раньше справлялся. Очень тяжело пережил: уходит сила. Ну, а я страдала за него, за Сашу моего.

Сильная закончила рассказ. Все долго сидели молча. Думали о чужих, незнакомых, давних людях. И о себе. А иначе ни к чему рассказы.

11. Как показать себя

Девочка Аня прислала письмо:

…

Я очень застенчивая, но стараюсь с этим бороться. В ответственные минуты говорю себе: «Ты, Аня, не хуже других, даже, может быть, лучше. Больше уверенности, расслабься, улыбнись, не бойся сказать глупость – они же говорят всякую чушь, не зажимаются. А ты зажата, как плоскогубцы».

Очень понравились писательнице такие психологические упражнения. Решила испробовать их на себе, а тут как раз представился случай.

Приехала к ней редактор, новая, раньше не встречались. Привезла рукопись, чтобы снять вопросы. С прежним редактором, молоденькой Таней, мы тоже снимали вопросы, иногда по телефону. Вопросов у Тани к автору было два-три на всю книгу, писательница и редактор Таня легко приходили к согласию.

Но вдруг Таня взяла и уволилась из издательства. Появился новый редактор. Раскрыла писательница свою рукопись и ахнула – на каждой странице крупно написаны чужие слова. На каждой странице, чуть ли не на каждой строчке! Текст от этих слов стал намного хуже.

– Почему такие перемены? – очень сдержанно спросила писательница и указала на первую попавшуюся строчку.

– Мне так больше нравится.

– Знаете что? На обложке будет моя фамилия, я отвечаю за каждое слово.

– Ну почему авторы так не любят правку? – тоном капризной девочки протянула редакторша.

– Настоящему писателю правка не нужна, а бездарных авторов не надо издавать, – писательница попила водички, чтобы не разволноваться окончательно. Она, разумеется, уже волновалась вполне окончательно, но держала себя в руках. Это было непросто: свой текст ей дорог. Каждое слово будущей книги возникает в больших трудах, раздумьях, сомнениях. Любая страница – это победа над тысячей преград. И когда чужая тетенька лезет со своими строчками – это всегда плохие строчки. Потому что они – чужие этому тексту. У талантливого редактора непременно развито чувство стиля, чувство слова. А здесь не было никаких таких чувств, и еще не было чувства юмора. Книга смешная, а редакторша спросила под конец:

– Так это вы шутите, что ли?

«Убить!» – зарычала писательница. Но – про себя. А вслух вежливо объяснила:

– Такой жанр, довольно распространенный – ироническая проза.

– Ах, вот оно что, – недовольным тоном с оттенком превосходства протянула редакторша.

Она была, может быть, неплохим человеком, но оказалась не на своем месте, терпеть не могла читать, не любила писателей, а книги казались ей лишней морокой. И уж совсем не принимала ее душа тех, кто не слушал ее советов. А любила она свою самоуверенность. Под конец этой жуткой работы писательница чересчур ласково спросила:

– И зачем была такая правка? Ведь почти все нарушенное мы с вами восстановили.

– Редактор должен показать себя, свою работу, – простодушно отозвалась гостья. Ей не было стыдно: «показать себя» за чужой счет, уродуя и разрушая созданное, построенное, любимое.