Прозвенел звонок и в аудиторию вошел высокий, подтянутый мужчина в очках. Меня поразило его лицо — лицо человека, который привык больше думать, чем чувствовать. Не действовать, а размышлять над причинами того, что происходит вокруг. Такие лица бывают у ученых и мыслителей. Он смог с первых секунд завладеть вниманием студентов.
В помещении воцарилась абсолютная тишина, и лектор приступил к занятию.
— Уважаемые студенты, темой нашей лекции станут Проблемы Гильберта — список из двадцати трех кардинальных проблем математики, представленный Давидом Гильбертом на II Международном Конгрессе математиков в Париже в 1900 году.
Все, о чем говорил математик, от меня было так же далеко, как луна от земли, точные науки никогда не были моей сильной стороной. Гораздо больше я любил читать и фантазировать: я представлял себя Д'Артаньяном, Гераклом, Робинзоном, Шерлоком, и не знал ничего скучнее формул и теорем. По заинтересованным лицам студентов, большая часть из которых были парни, я понял, что лектор говорит что — то важное и увлекающие их.
— Николай Петрович, — обратился к лектору студент, — то о чем вы говорите, является нерешенными математическими проблемами.
— Юрий, вы недостаточно осведомлены, действительно, тогда, в 1900 году эти проблемы, охватывающие основания математики, алгебру, теорию чисел, геометрию, топологию, математическую физику, теорию вероятностей, вариационное исчисление и многие другие области не были решены. На данный момент решены шестнадцать проблем из двадцати трех. Еще две не являются корректными математическими проблемами. Из оставшихся пяти проблем две не решены никак, а три решены только для некоторых случаев.
Я не узнал, о чем дальше велась речь, потому что события перед моими глазами стали сменяться, как кадры кинофильма.
Вот Николай Петрович навещает в больнице беременную девушку:
— Ну как ты? Что говорят врачи?
— Не волнуйся, папа, они делаю все возможное, чтобы я доходила срок. Андрюша должен родиться через три недели.
Вот мы в красиво обставленной квартире, в каких я раньше не бывал. Тут современная мебель из кожи, картины, обои с причудливыми узорами, и белый рояль. Мы входим в кухню, где математик с супругой за ужином обсуждают планы на выходные.
— Коля, мы давно не были в театре, в субботу будет премьера постановки «Женитьба Бальзаминова», и я заказала билеты.
— Дорогая, тебе придется выбрать в компаньоны кого — то другого. У меня много работы, я скоро завершу свой труд, поверь — это будет бомба! Обо мне заговорит весь ученый мир.
Мне осталось совсем немного, и я не могу сосредоточиться ни на чем другом. Мой внук будет гордиться дедом!
— О — о, твой Гильберт сведет тебя с ума. Мне кажется, ты женат на математике, а не на мне. Ну, хорошо, работай, но обещай, что когда получишь мировые награды, упомянешь о своей покорной жене — и женщина засмеялась.
Кадр вновь сменился: Николай Петрович провожает супругу, нарядно одетую и красиво причесанную, в театр. Он прощается с ней у такси, желает приятного вечера, и спешит вернуться в свой кабинет. Ученый открывает блокнот и начинает что — то писать, зачеркивать и писать снова. Перед ним на столе стоит ноутбук, но он работает по старинке. Я заглядываю в его блокнот и вижу цифры, много цифр, которые мне ни о чем не говорят. На миг мужчина задумывается, потом хлопает себя ладонью по лбу и на его лице отражается возбуждение, даже одержимость. Наверное, с таким выражением на лице совершались все великие открытия.
— Ну конечно! Как я раньше этого не понял?
Он берет ручку, но не успевает ничего записать. Через миг Вазарцев падает на стол. Я еще не понял, что произошло, как картина снова сменилась. Мы находимся в церкви, тут и там стоят люди в черном, идет процедура отпевания. В центре — гроб, а в нем лежит Николай Петрович. Недалеко от гроба еле стоит на ногах женщина, и я узнаю в ней жену, а теперь уже вдову ученого. На нее больно смотреть, от жизнерадостной и привлекательной дамы осталась тень. Большие синие глаза, обрамленные мелкими морщинками, выглядели совершенно погасшими. Беда резко обнажила ее возраст. Она нервно кусает губы и сдерживается, чтобы не зарыдать. За руку ее держит беременная дочь, в глазах которой — слезы. Я увидел двух студентов, тех, что были в аудитории и подошел к ним. Они шепчутся:
— Надо же, на вид он был абсолютно здоров и вдруг — инсульт. Говорят, он приблизился к разгадке одной из проблем Гильберта.
И вновь я перенесся в другое место.
Мы с Мафусаилом находимся в комнате, тут и там валяются игрушки: кубики, пирамидки, плюшевый медведь, мяч. Я понимаю, что я в детской прежде, чем вижу ее хозяина — карапуза лет трех. Игрушки его совсем не интересуют, он говорит неразборчиво, но становится понятно, что он считает.
— Сколько будя семь на семь, — неумело лепечет карапуз.
— Ну, конено, сорок девять — отвечает сам себе.
Удивительно, но считал он точно. Наверное, он это просто заучил, ведь детская память очень цепкая — я попытался сам себе объяснить этот феномен. В комнату вошли две женщины. Одна из них позвала мальчика: