Точка Женщины

Он ушел так быстро, что я не успела заметить, как это случилось. Еще вчера он сидел рядом со мной, положив голову мне на колени, и казалось, что весь мир вместе с ним лежит у моих ног. А на следующий день остались четыре рубашки на деревянных вешалках и клубок проводов неизвестного назначения. В первый момент я даже больше удивилась, чем расстроилась.

— Вот и хорошо, что ушел. Просто замечательно, — бодро говорит мама, потирая ладони. — Выходить замуж за таких, как он, противопоказано. Есть на примете другие варианты?

— Н-даааа, — произносит папа и смотрит в сторону.

— Мало у тебя их, что ли, было? — хитро улыбается бабуля, игнорируя маму, которая мечет громы и молнии, и папу, который краснеет до корней волос. — Перемелется — мука будет.

Я сижу на полу и рыдаю. Я рыдаю несколько часов подряд, не реагируя на родственников, которые со мной разговаривают. Скоро у моих ног соберется небольшая лужица соленых слез, от которых будет щипать пятки, а рядом заквакают наперебой маленькие зеленые лягушки. Именно так и будет, верьте мне. Мои родственники не хотят этого дожидаться. Они выходят с обиженными лицами, и только бабуля на прощание целует меня в лоб ярко накрашенными губами и подмигивает. Наверняка у меня на лбу остается красное пятно, но мне плевать. Я рыдаю ровно до тех пор, пока внизу не закрывается с оглушительным шумом дверь. После этого я встаю, вытираю слезы руками (вернее сказать — размазываю их по щекам), иду в ванную и сую голову под холодную воду. Очень бодрит, можете поверить.

Я сушу волосы феном и щеткой укладываю их мягкими волнами. Причесываю ресницы, крашу губы. А потом беру телефонную трубку и очень спокойно говорю в нее:

— Ты забыл у меня в шкафу свои рубашки, наверное, тебе нужно их забрать?

Его голос кажется таким мягким, как будто он говорит с душевнобольной, в крайнем случае с маленькой глупой девочкой. Он обязательно заберет рубашки, буквально на днях.

— А еще тут твои провода…

Их он тоже заберет, но не прямо сейчас.

— И носки, и ремень, и диски…

Обязательно. Непременно. Все, что захочешь, только чуть позже.

Он вешает трубку, а стекла моей квартиры покрываются мелким ледяным узором, потому что температура на улице падает. Дома тоже становится холодно, так что приходится надеть на себя два свитера и полосатый шарф, но, к сожалению, меня мучает тот холод, против которого одежда совершенно бессильна.

3

— Алло, я вас слушаю, — говорит папа. — К сожалению, никак не может… Без сознания… Четыре дня, вернее, пять… Несчастный случай, да, большое спасибо. Конечно, перезванивайте, мы тронуты тем, что вы беспокоитесь.

Вот это круто! Они отвечают по моему мобильному! Наверняка это придумала мама, больше никому бы такое просто не пришло в голову. Интересно, кто это звонил? И кто звонил раньше? Жаль, что они не догадались принимать звонки через динамик, тогда бы я все слышала. Кажется, голос был мужской, но поручиться не смогу: папа стоял слишком далеко, а связь, похоже, была плохая.

Он сказал, четыре дня, вернее, пять? Я лежу тут в темноте целых четыре дня? Похоже на то. Как им вообще удалось сюда пролезть? Кто их пустил ко мне в палату и разрешил тут расположиться со своими раскладушками? Скорее всего мама вытянула из больничного начальства все жилы. Или оказалась любимой учительницей кого-то очень важного? С нее станется.

Папа вздыхает и садится рядом со мной. Скрипит и открывается дверь.

— Ну как она? — это мама, легка на помине. Значит, уже утро.

— Так же. Ты думаешь, еще можно на что-нибудь надеяться?

— Я не думаю, я знаю! — бодро заявляет мама, и должна вам признаться, что в таком контексте ее склонность все знать наперед кажется мне достаточно приятной. — Врач был? Не было? Ну, сейчас они у меня попляшут!

Дверь снова скрипит, и я представляю себе врача и нескольких медсестер, которые выписывают кренделя под критическим взглядом мамы. Я не сомневаюсь, что они и правда попляшут. Не исключено, что так они не плясали никогда в жизни и вряд ли повторят что-либо подобное в будущем.

Очень скоро вокруг действительно начинает что-то происходить. Входят и выходят люди, скрипят двери и звенят склянки, а потом в комнате как будто становится чуть теплее. Температура медленно, но верно ползет вверх, и я готова поклясться, что знаю почему. Это значит, что где-то на другом конце города мужчина, который никогда не будет моим, достает телефон и не спеша набирает мой номер. Его пальцы очень теплые и пахнут ароматическим табаком. Они легко касаются клавиш, и вот-вот я услышу звонок. Я понятия не имею, зачем он это делает. И ничуть не удивлюсь, если он этого и сам не знает. Почему вместо того, чтобы попрощаться со мной раз и навсегда, он вдруг достает телефон и извлекает из его необъятной памяти мой номер?