Арчи уже орал во весь голос, вскочив со стула и потрясая руками в воздухе. С последней фразой четки полетели в экран и с треском ударились об него.
Кит беззвучно помахивал хвостом, яркие рыбки мягко покачивались над кораллами. Я тоже могла бы разораться подстать ему, но так с ним не сладишь. Спокойствие и улыбка на лице.
– Я надеюсь, ты не в лицо мне попал, – невозмутимо заметила я. – Так и очки разбить можно.
Он приблизил лицо к экрану, – его большие черные глаза горели огнем:
– Вот, Кэсси! – с придыханием сказал он, выставив указательный палец вверх. – Вот! Ты зришь прямо в корень. В реальности я бы такого не сделал. А здесь я медленно схожу с ума. Ведь я – просто компьютерная игрушка! Гребаная тамагочи вам на потеху! Вам хорошо, а обо мне вы подумали?
Он хотел сказать что-то еще, но я его перебила:
– Мы думаем о тебе, Арчи! Я и мама! Мы думаем о тебе каждый день! – я была спокойна, но голос предал меня и зазвенел от слез.
Арчи умер много лет назад. Он только закончил филологический факультет, поступил в аспирантуру, и вдруг – саркома мозга. Сначала это казалось мелочью жизни: доктора говорили, вероятность излечения высока – девяносто процентов. Арчи со смехом рассказывал мне о непутевом Аиде, повелителе царства мертвых:
– Прикинь, Кэсси. Геракл спер у него собаку, Орфей запудрил ему мозг своими песнями, а Сизиф просто отпросился на минуточку, якобы на разборки с женой. И чего мне бояться такого придуря?
Я согласно кивала и верила, что Аид нас не возьмет. Я тогда была еще школьницей, увлекалась ботаникой, готовилась идти на биологический. Приносила ему в больницу цветы и листья, которым потом предстояло попасть в мой гербарий. Он загадывал, что принести в следующий раз, – для меня это была занимательная игра.
На третьем году его болезни, когда мне пришло время поступать, я решила пойти в Кибернетический. Арчи уже не был таким веселым. Я смотрела, как иссохшими пальцами он перелистывает страницы моего гербария, и оставшиеся десять процентов казались мне чертовски крупной цифрой. Нужно было застраховать от нее свою семью. В Кибернетическом институте базировался проект по цифровому бессмертию, и я захотела во что бы то ни стало попасть в него. Я закончила институт экстерном, меня взяли в проект, и я добилась, чтобы Арчи вошел в экспериментальную группу пациентов.
– Кэсси, – Арчи взял себя в руки, виновато наморщил лоб, – пойми, мне хочется курить настоящие сигареты, чувствовать настоящий ветер на настоящей коже… А искусственное – я не хочу. Не жизнь это, – он безвольно опустил голову и замолчал.
Весной N-го года, когда он лежал в больнице на очередном сеансе химии, я привозила ему с дачи цветущие ветки сирени. Мама говорила, если ломать ветки, она будет цвести пышнее – вот какая у сирени воля к жизни. Ее сладкий аромат навевал мечты, заставлял нас строить планы на будущее. Арчи хотелось научиться нырять с аквалангом и попасть в Древнюю Грецию. Я мечтала отправиться в звездную систему Арчибальд, чтоб изучать ее флору. На Древнюю Грецию я тоже была согласна. И мы радовались, находя в соцветиях сирени пятилистники. Ведь это к счастью, к тому, что мечты сбываются…
Теперь сирень не такая, как раньше. Сердцевидные листья идеальной формы, без единой червоточинки, соцветия чисто лиловые, строго конусообразной формы. Постарались селекционеры и ради аллергиков – теперь сирень не пахнет. И ни одного пятилистника не найдешь.
– Дурак ты! – разозлилась я. – Ты осознаешь себя, значит, ты есть! И тебе не нужно заботиться о еде или крове! Ты не заболеешь! Ты не должен вставать в семь утра и, с трудом продирая глаза, идти на работу, – ты помнишь, как тебя бесила такая перспектива? Ты – чистая мысль! Летаешь, где хочешь! Разве это не прекрасно? Я создам тебе любой виртуальный мир, – катайся на машинах, путешествуй, узнавай новое! Декарт бы тебе позавидовал.
– Хех, ничего действительно нового я узнать не могу. Ведь я могу попасть лишь в ту виртуальную копию реальности, которая уже известна человеку, настоящему человеку. И, кстати, о Декарте, – Арчи снова усмехнулся и напустил на себя глубокомысленный вид. – Разовью его мысль. Я мыслю, значит, я существую. Но существую, не значит живу. Вывод: иди в жопу, Декарт!
Мне больно, Арчи. Говорят, я неплохой ученый, у меня много научных статей, и многие открытия в области цифрового бессмертия на моем счету. На собственные деньги я нанимала программистов, и мы работали по ночам, чтобы мои идеи претворялись в жизнь быстрее. Знаешь, мне бы хотелось вывести сорт сирени, где все цветки были бы пятилистники. Но пришлось стать программистом. Все ради тебя! А ты не оценил, что я для тебя сделала.
Ты просишь подумать о тебе, а о нас ты подумал? Захочет ли мама жить без тебя? Смогу ли я жить без тебя?
У меня в запасе много аргументов, я каждый день прокручиваю их в голове.
– Мама хоронила мое тело. А ты… – он ласково улыбнулся и провел рукой по экрану, словно коснулся моего лица, – ты слишком впечатлительная. Переживешь!