И снова эта двусмысленная усмешка, от которой (или от запаха парня, что оглушает похлеще долбящей из динамиков музыки) вдоль позвоночника разбегаются мурашки. У него губы пересохли, и Ноэль облизывает их каждую секунду, словно не понимая, как выглядит со стороны.
До него доходит, когда глаза Кэмерона темнеют почти до черноты, и он дергает Фишера на себя, ухватив ладонью за шею.
- Я все еще помню вкус твоих губ, чувак. Если ты не прекратишь, я за себя не ручаюсь.
А Ноэля ведет только от этого лица - так близко, что каждую рыжую ресничку пересчитать можно без труда.
Джастин машет руками с другого конца зала, кричит что-то призывно, и Йен… стоп, какой Йен??? Кэм убирает руку, отступая на полшага назад. Его глаза отсвечивают серебром и смеются, когда Ноэль шепчет одними губами:
- Я… я не гей, Кэм… - И краснеет, как свежесваренный рак.
- Да, я знаю, я тоже. - И уходит, еще раз подмигнув напоследок.
========== Глава 5. ==========
Комментарий к Глава 5.
https://pp.vk.me/c621820/v621820352/381e2/5VMxW-Y50Tw.jpg
- Твой брат - херов мудак, Йен Галлагер. Какого, блять, черта мне так не повезло, и единственный нормальный парень в моей жизни оказался геем?
Мэнди ноет минут двадцать, то и дело пихая его в бок кулаком. У Йена плечи затекли и слезятся глаза, но он вглядывается в толпу, лениво текущую мимо, будто ждет кого-то.
- Ты так и не сказал, нахера мы приперлись сюда?
“Заткнись, Мэнди, просто заткнись!”, - стучит в голове, но Йен никогда не скажет этих слов единственному в его жизни человеку, который любит его - таким, какой он есть. Мэнди Милкович - лучший друг из всех, кого он мог бы пожелать или придумать.
- Йен Галлагер?! - Краснощекая ушастая голова высовывается из-за дверей и мигает поросячьими глазками, сканируя толпу в коридоре.
- Я! - Он шагает вперед и тут же скрывается в кабинете, оставив Мэнди хлопать глазами в недоумении.
***
Йен возвращается минут через сорок. Потный от волнения и с глазами, сияющими, как фальшивые камни в кричащих бусах Ви. Он все еще мнет кепку в ладонях, когда Мэнди прыгает на него разъяренной кошкой и вцепляется длинными ногтями в лицо, вспарывая кожу. И это, сука, охуеть как больно. Так, что искры сыплются из глаз гребаным рождественским фейерверком.
- Мэнди… Блять, да что с тобой?
Пытается перехватить руки, все еще хлещущие по лицу, размазывающие кровь по усыпанным веснушкам щекам. Будто узоры для Хэллоуина наносит.
- Армия, да?! Армия?!? Ты в конец ебанулся, Йен Галлагер! Он не стоит того! Микки и мизинца твоего не стоит, уебок ты тупорогий!
Слезы хлещут из густо накрашенных глаз, и краска стекает по бледной коже черно-бардовыми потеками.
“Ну и видок у нас щас”, - хочется в голос заржать, да только ее руки лупят уже почти что вслепую, а еще волосы лезут в рот и глаза, и Йен отплевывается, жмурясь. А потом хватает девчонку за талию, отдирает от себя и прижимает к стене, сдавливая хрупкие плечи так крепко, что факт останутся синяки. Похуй, она его вон как разукрасила.
- Нас копы щас загребут, если не угомонишься, - заглядывает в зареванное лицо и за пестрой маской из размазанной косметики и ярко-пунцовых мадежей видит прежнюю Мэнди - хрупкую, нежную, … раздавленную.
- Ты не должен идти в армию, идиот. Не из-за моего брата. Этот мудила… Ты так любишь его, да? А что он сделал, Йен? Что он сделал для тебя? Только брал постоянно. Или у него жопа такая охуенная, что забыть не можешь?
И осекается, ударяясь головой о стену, когда Йен, размахнувшись, наотмашь бьет по лицу.
- Так, значит, да?
Зажимает ладошками рот, давя рвущиеся нарушу всхлипы и истерический смех. Она похожа на бухую потаскушку, которую вот-вот вывернет дешевым пойлом прямо ему на ботинки.
- Мэнди, черт… Мэнди, прости, я не хотел. Микки… не говори о нем, ладно?
Он где-то меж ребер застрял, Микки Милкович, в поры впитался, растекся по венам отравой… И это не больно, нет. Пусто и холодно, будто он снова - тот маленький мальчик, которого Фрэнк и Моника забыли на парковке перед Рождеством.
- Знаешь, как я любила бы тебя, идиот? Самый счастливый бы был… Придурок… ненавижу… Армия, да? И из-за кого?
Мэнди воет, сползая по стене, потому что руки Галлагера больше не удерживают, висят вдоль тела, как плети. И глаза распахнуты так широко, что в них вниз головой ебнуться можно, не удержавшись.
- Мэнди… ты что?
- А ты не знал, да?
Шмыгает носом и то реветь принимается, то ржать, как малолетняя наркоманка.
- Я же люблю тебя, рыжий дурак. Все это время. И Лип твой… даже Лип для того, чтобы ближе быть… А ты и не знал…
Он стоит перед ней охуевший, ресницами хлопает и определенно не знает, что делать. На них косятся, перешептываются. Явно приняли за пару торчков, и странно, что копы еще не здесь с дубинками наперевес. Или санитары с носилками.
Опускается перед ней на корточки и обхватывает, крепко прижимая к груди. Целует волосы, что пахнут цветочным шампунем и тропическими фруктами.
- Иди сюда, дурочка. Просто иди сюда.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное