Токио. Долго и счастливо

Отец устремляется вперед, и я иду за ним, планируя занять мое место с краю. Но вдруг по залу проносится ропот. Императрица останавливается в дверях и с серьезным выражением лица обращается к императору. Уверенным кивком он соглашается. Услышав их разговор, отец поворачивается ко мне:

– Их величества требуют, чтобы на балкон вместе с ними вышла вся семья. – Он широко и заразительно улыбается. На его лице гордость. – Новая традиция.

Мои руки свободно висят по бокам, в горле ощущаю биение сердца. Не могу произнести ни слова.

В зале собираются разные должностные лица, господа в костюмах, гвардейцы в полном обмундировании и остальные члены императорской семьи. Когда им сообщили о новом плане, что на балкон выйдет вся семья, наступила суматоха. Император и императрица идут во главе, за ними – мы с отцом. Далее идет дядя Нобухито с дочерями, близняшками Грейди. Не хватает только его супруги, их матери. Но никто о ней не спрашивает. Затем следуют дядя Ясухито и тетушка Асако с детьми: Сачико, Масахито и Еси. Он подмигивает мне. Императорское шествие трогается.

Гвардейцы в зеленой форме с красными аксельбантами на плечах распахивают двери, приветствуя процессию. На улице собралось сорок пять тысяч человек, желающих поздравить императора.

Первым выходит император, за ним – императрица. Мы занимаем наши места: мой отец встает слева от императора, я – рядом с ним. Все остальные расположились со стороны императрицы. Балкон защищен пуленепробиваемым стеклом. Вот только оно бессильно против гама – оглушительного, живого, ликующего. В воздухе развеваются тысячи флагов хиномару. Император говорит сразу в два микрофона. Он обращается к людям, благодарит их за то, что они пришли поздравить его в день рождения. В ответ он желает им здоровья и счастья. Зрители приходят в восторг. Император отходит назад, взмахивая рукой.

Толпа скандирует: Тэнно Хейка![83]. Небесный хозяин. Они поют все громче и громче. Аплодируют, шумят, веселятся. Машу рукой вместе с остальными. Все как один. Грудь переполняет радость вместе с гордостью. Это судьба. Яснее быть не может. Я должна быть здесь. Здесь мое место.

26

Праздничный обед проходит в банкетном зале. Я сижу со своими братьями и сестрами. Не хватает только близняшек Грейди: их места пусты. Столы накрыты белыми льняными скатертями, хрусталем и фарфором и украшены низкими цветочными композициями из золотой хризантемы. От люстр льется теплый свет. Подают охлажденное саке с лепестками хризантемы. Произносят тосты за долголетие. Во главе стола сидит император, рядом с ним мой отец. Премьер-министр тоже здесь. Как только он вошел, я поклонилась ему, и он поклонился в ответ. Все замечательно. Мне весело и радостно.

– Я говорю только, – Еси накалывает вилкой кусочек свинины на тарелке с соусом, – что вам на свадьбе вместо голубей следовало бы выпустить белоголовых орланов. Ну, чтобы воздать должное нашей прекрасной американской кузине. Подумайте об этом. – Мой смех только подстегивает его. – Нам нужно импортировать их из Штатов, но, думаю, это не проблема.

– Уверена на все сто: службе охраны рыбных ресурсов и диких животных США эта идея не понравится, – замечаю я.

– Значит, пусть будет курица. Она же должна была стать национальным символом США, так? – спрашивает Еси.

Масахито вздыхает и, откинувшись на спинку стула, бросает на тарелку салфетку.

– Индейка. Национальным символом США предлагалось сделать индейку.

– Ну, тогда все еще проще, – отвечает Еси. – Индейка так индейка. Они не умеют летать и даже близко не стоят рядом с курицей. Но, думаю, в крайнем случае подойдут и они.

Сачико закатывает глаза.

– Я не буду выпускать ни голубей, ни орланов, ни даже индейку на моей свадьбе.

– Да, – тараторит Рю. – Припаси эту идею для своей свадьбы, Еси. Кем бы ни была эта несчастная девушка.

Надув губы, Еси хмурится.

– Что ж, если свадьба будет скучной, вините не меня – себя. А могли бы быть и индейки.

Вытерев салфеткой губы, отпиваю саке и осматриваю зал. За спиной императора, на покрытой шелком стене изображен пылающий закат. По периметру стоят официанты в белых перчатках вместе с гвардейцами. Вдруг я замечаю его. Встретившись глазами, мы отворачиваемся.

Медленно встаю.

– Прошу прощения.

– Не может удержать саке, – произносит Еси, когда я ухожу.

В холле тихо; никого, кроме нескольких человек: сановника, разговаривающего по телефону, пары камергеров, спорящих из-за графиков, фрейлин близняшек Грейди… стоп. Они как будто загораживают уборную. Любопытно. Одна из них со стаканом в руке открывает дверь. Вижу близняшек Грейди, склонившихся над женщиной. Это Мидори. Их мать. Руки ее прижаты к голове. Она одета в элегантное шелковое платье, но, по всей видимости, расстегивает его. Звучат резкие слова, и фрейлина отходит. Стакан воды остался нетронутым. Медленно иду и, остановившись, поворачиваюсь к ним. Фрейлины стоят плечом к плечу, преграждая мне путь. Можно подумать, у них есть шанс. Вся тяжесть моего испытующего взгляда оседает на их плечах, и они, глядя в пол, расходятся.