Токио. Долго и счастливо

– Никакой романтики, – прошу я, ложась на кровать. – И никаких принцесс.

– Почему бы нам не устроить ТВ-марафон? «Шиттс Крик», например?

– Слишком веселый, – отвечаю я.

Глори отворачивается от окна.

– Просто жесть.

– Да уж, – соглашаюсь я. – Я бы предпочла историю, где рано убивают симпатичного парня.

34

Вот и вручение аттестатов. Не успела и глазом моргнуть. Весь день суматоха. В центре футбольного поля Маунт-Шаста Хай стоят стулья и сцена. Теплый ветер развевает синие мантии. Нура произносит прощальную торжественную речь. Когда мне вручают аттестат, публика вопит особенно громко – это все благодаря БАД и императорским гвардейцам, которых отец по такому случаю попросил одеться в тай-дай. Со своими заправленными в классические брюки футболками и наушниками они прямо-таки сливаются с толпой. Полностью.

Джонс расстарался на славу: он приготовил веганское пиршество в стиле «без ГМО и пестицидов», «с огорода – на стол», «мы не едим то, что родили». Ломящийся от еды деревянный стол украшен гирляндами. На газоне стоят стулья из разных комплектов и даже старый диван. Закатное солнце будто раскрашено розово-оранжевой акварельной краской. Настроение приподнятое. Из колонки звучит The Grateful Dead. Нура, Глори и Хансани празднуют со своими семьями, но скоро заглянут и к нам. Компания собралась приятная: приятели Джонса, мамины коллеги, персонал Управления Императорского двора и гвардейцы. Кажется, все ладят.

Наполнив тарелку овощной паэльей с коричневым рисом, в колючей синей мантии бреду к растущим около дома соснам. Сижу на бревне, наслаждаясь тишиной. Отец скоро уезжает.

По сухой хвое раздаются шаги.

– Ты не против? – спрашивает Джонс.

Он держит тарелку. На нем вельветовый костюм цвета диареи, бордовый галстук и сандалии «Биркенсток». Это отвратительно. Просто отвратительно.

– Конечно, нет, – пододвигаюсь я.

Сквозь деревья за лужайкой наблюдаю, как мама и папа оживленно беседуют, наклонив друг к другу головы, словно два магнита, ищущих вторую половинку.

– Трудно соперничать с принцем. – Вид у Джонса мрачный, вот-вот заплачет над паэльей.

– Так вот к чему костюм.

– Ага. – Он ставит тарелку на землю и хватается за галстук. – Ненавижу эти гребаные штуки. Это не мое. – Галстук соскальзывает с шеи и падает к тарелке. Джонс расстегивает две верхние пуговицы. – Знаешь, нужно быть честным с собой. Я рад, что хотя бы бороду не сбрил. – И проводит рукой по густой растительности на лице.

– Наверное.

– Тебе нравится ужин?

– Ням-ням, – приподнимаю я тарелку и опускаю ее обратно на колени, мысленно желая побыть наедине с собой. – Спасибо тебе.

– Ты хорошая девочка, Иззи, – говорит он, гладя меня по спине.

Отец с мамой, глядя на нас, идут по лужайке в нашу сторону.

– Господин Джонс, – произносит отец, протягивая руку вперед. – Спасибо за праздник. Если вы когда-нибудь соберетесь в Японию, то знайте: во дворце вы желанный гость.

Джонс встает и пожимает руку отца так, словно перед ним соперник.

– Джонс. Просто Джонс. Спасибо за приглашение, но я не сторонник монархии. Она противоречит моим фундаментальным эгалитарным ценностям.

– Разумеется. – Они расцепляют руки. – Я уважаю вашу позицию, – с невозмутимым видом произносит отец.

Джонс поворачивается к маме:

– Ханако, если тебе что-нибудь понадобится, ты знаешь, где меня найти.

Я следующая. Наклонившись, Джонс сжимает большим и указательным пальцами мой нос.

– Би-бип.

Я отмахиваюсь от него. Полный чудак. Зато свой. Думаю, ничего не остается, кроме как присматривать за ним.

Джонс уходит, шумно шагая по хвойным иголкам, и кричит приятелю сыграть что-нибудь на бонго. Наверное, это к лучшему, что отец скоро уезжает. Сначала – бонго, а потом что? Танцы голышом?

– Ваш сосед… личность интересная, – замечает отец.

– Мы привыкли, – отвечает мама. – Он желает добра.

Отец мудро кивает.

– Я скоро уезжаю. Изуми-тян, пройдемся? – Камергеры уже собираются, императорские гвардейцы деловито и шумно снуют, готовые двинуться в путь.

– Конечно. – Я встаю и ставлю тарелку рядом с галстуком Джонса. Мама отходит, но недалеко.

Мы с отцом извилистыми путями бредем вдоль деревьев.

– Готов вернуться домой?

– Я соскучился по кровати, – улыбается он. Он спал на неровном пыльном футоне. – Но нет. Я бы хотел, чтобы ты поехала со мной. – Это его последнее слово. В глазах читается вопрос: Ты не передумала?

Моя мантия развевается на ветру. Руки сжимаются в кулаки. В животе комок.

– Я не могу. – Я останусь здесь, проведу лето с БАД, а осенью поступлю в колледж Сискию. Все решено.

– Ты мне о чем-то недоговариваешь? Случилось что-то еще? Не понимаю, почему ты так упрямишься. Не похоже на тебя. – От разочарования голос его звучит резко.

Что-то внутри меня ломается, и меня прорывает. Не могу сдержать себя.