Токио. Долго и счастливо

Что я должна доказывать? И что с того, если меня никогда не примут? Я принимаю себя. По щекам катятся холодные слезы. Я плачу – мне и радостно и грустно одновременно. Реальность остра, как бритва. Все вдруг становится очевидным. Откровение ясно и чисто, как закат. Во мне нет ни американской половины, ни японской. Я целостная личность. Никто не смеет тыкать мне, достаточно ли во мне японского или слишком много американского.

– Мам? – зову ее.

– Да, милая? – Она все еще смотрит на дорогу, вслед своему второму шансу.

– Кажется, я приняла неверное решение.

Она переводит взгляд на меня.

– Кажется, я тоже.

Улыбаюсь.

Мы даже не собираем вещи. Нам едва хватает времени найти, где оставить Тамагочи. Джонс соглашается взять его себе, хотя отказывается гулять с ним на поводке. В самый разгар безумия появляется Нура.

– Нам нужно догнать отца, – набрасываюсь на нее.

– Пожалуйста, – Нура сжимает в руке ключи. – Я ждала этого всю жизнь.

И вот мы в машине, мчимся по улице в сторону проспекта Маунт-Шаста. Нура объезжает пробку.

– Что ты творишь? Ты спятила! – кричит мама. – О боже, Нура, знай я, какой ты ужасный водитель, ни за что бы не позволила Изуми сесть к тебе в машину. Фары. Пожалуйста, включи фары. – Темнеет. Нура со смехом слушается маму. Водитель оставшейся позади машины вовсю сигналит.

Смутно помню, что случилось дальше. Мы каким-то чудом добрались из пункта А в пункт Б. У съезда на I-5 мы догнали императорскую кавалькаду. На капотах развеваются флаги Японии. Там, в центральном авто, мой отец.

Вытягиваюсь и жму на сигнал. Бип. Би-би-и-ип. Би-би-и-и-ип. В зеркале заднего вида мигают красно-синие огни. Из-за неразберихи движение практически полностью останавливается.

– Съезжай с дороги, Нура, – говорит мама. – Хватит нарушений.

– Мы так близко, – отвечает она, выезжая на обочину. До них всего несколько машин. Не дожидаясь полной остановки, выскакиваю из авто и отчаянно несусь вперед. Разведя руки, кричу: «Подождите!» В боку резко закололо. Клянусь: если вернусь во дворец, то заново начну бегать. Мантия болтается, волосы разлетаются в разные стороны. Императорская кавалькада останавливается. Распахивается дверь, и из машины выходит отец.

– Изуми-тян.

Стою перед ним, опершись руками в колени. Мимо проезжают машины. Поднимаю палец.

– Минутку, сейчас отдышусь.

Он рявкает по-японски, и мне протягивают бутылку воды.

– Что происходит? – Отец помогает мне выпрямиться. – Ханако? – Он переводит взгляд на маму, идущую в нашу сторону.

– Все это гораздо драматичнее, чем я думала, – говорит она, убирая прядь волос за ухо.

– Мы… – Размахиваю руками, говоря в перерывах между вдохами и выдохами. – Мы хотим в Японию.

– Серьезно? – Правила движения, которые мы нарушили. Образовавшаяся из-за нас пробка. Почти валюсь с ног от изнеможения. Но видеть радость на папином лице… Оно стоит того.

– Найдется еще два местечка? – Мама смущается. Мы еще ту сцену устроили. Императорские гвардейцы сдерживают полицию Маунт-Шасты. Нам едва удалось избежать противостояния с органами власти и скандала на международном уровне.

Отцу, кажется, все равно.

– Всегда, – отвечает он. – Когда угодно.

Мы направляемся домой, чтобы собрать вещи, запереть двери, удостовериться, что Нуру не оштрафуют и не посадят за решетку, и все в таком духе. Отец отменяет рейс и едет с нами.

В небольшом муниципальном аэропорту Реддинг, расположенном неподалеку от нас, садимся на частный рейс. Внутри самолет отделан шикарно: белые кожаные сиденья, вставки из красного дерева, теплое освещение и яркие букетики на столешницах. Камергеры расположились впереди, императорская гвардия – сзади, а наша маленькая семья заняла место посередине.

– Знаете, – говорит отец, когда самолет взлетает, – вы могли бы просто позвонить.

Мама сидит рядом с папой и смотрит в иллюминатор. Она не особенно многословна. В шоке, наверное. Она погружается в неизвестность, рискуя ради любви всем. Сработает ли? Поживем – увидим. Моя история любви не удалась, но на них я возлагаю большие надежды. Я еще тот любитель романтики.

Как только мы поднимаемся на высоту десяти тысяч футов, приходят камергеры. Вокруг нашего нынешнего положения много шума. Решено: мама спрячется во дворце, и ее визит будет держаться в секрете. Это ее желание. Дальше речь заходит обо мне. Как быть со мной и разгрести весь оставшийся после меня кавардак – большой вопрос. Таблоиды все еще мусолят мой роман. Из-за отсутствия нового материала они взялись выдумывать всевозможные небылицы: «Принцесса Изуми беременна от телохранителя», «Наследный принц выслал дочь из Японии за скрытые татуировки».

У камергеров полно разных предложений: провести пресс-конференцию с наследным принцем, запретить масс-медиа распространять информацию или все отрицать, потому что фотографии можно подделать.

– Вы позволите? – Откашливаюсь, чтобы меня было хорошо слышно. Сердце от волнения рвется из груди. – У меня есть предложение.