Токио не принимает

Старые фотографии. Молодой сенатор, гордо позирующий перед фотоаппаратом, люди, танцующие на веранде и среди деревьев, сенатор обнимает женщину, губы которой накрашены до жути знакомой помадой… Да ведь это его мать! Вот она обнаженная лежит на той же кровати, где теперь находится он!

Мальборо посмотрел на Асаби и вскрикнул:

— Не может быть!

Она окинула его продолжительным взглядом и сказала:

— Не стоит делать поспешных выводов. Твоя мать была красавица. Возможно, у нее были и другие мужчины.

Она ласково поцеловала его, а потом вдруг посерьезнела.

— Мне кажется, тебе пора идти, Мальборо. Будь начеку. Не стоит оставаться в этом доме. Уходи.

Она проводила юношу до двери, и тут он пришел в себя. Выйдя на веранду, он увидел, что дом окружают полицейские. Тогда Мальборо перелез в соседний сад и каким-то образом скрылся.

Нельзя сказать, что Мальборо полностью отдавал отчет в своих действиях, когда решил перелезть через высокую стену под эстакадой и спрятаться на площадке. Еще за минуту до того, как совершить такой поступок, у него и мыслей об этом не было, просто не хотелось возвращаться домой. Что он мог рассказать Оне о происшедших событиях? Умолчать же он тоже не имел права. Не лучше ли находиться где-нибудь подальше, когда за ним придут полицейские? Даже если ищейки ничего не знают, кто-нибудь да наведет их на него. Кто и какую роль играл в этом деле? Теперь Мальборо не был ни в чем уверен.

Такие мысли роились в его голове, когда он перелезал через стену и устраивался в темноте на площадке, где валялись раздавленные овощи и поломанные аудиокассеты. Тем не менее его действиями явно руководили некие высшие силы. Встало солнце и осветило юношу, лежащего на земле. Пришли рабочие достраивать стену у эстакады. Мальборо не мог сдвинуться с места и лишь наблюдал за происходящим со стороны. У него все еще оставалось время для побега. Он мог позвать одного из строителей, попробовать перелезть через стену. Там еще оставался небольшой промежуток для сообщения с внешним миром. Однако Мальборо был занят своими мыслями и чувствовал: прежде чем вернуться к нормальной жизни, ему необходимо осознать нечто очень важное. Возможно, юноша даже с нетерпением ждал, когда отверстие будет полностью заделано и он окажется в полной тишине и покое, столь необходимых ему для расширения сознания.

Когда брешь заделали, знакомый гомон Балогунского базара стал едва слышен, и даже машины, проезжающие по эстакаде над его головой, не производили большого шума. Вид уходящих ввысь кирпичей странным образом успокаивал и способствовал мыслительному процессу. Только временами он не мог сдержать себя и громко кричал: «Она, ты станешь великой кинозвездой!»

В зале ожидания аэропорта вдруг отчаянно зазвенел сотовый телефон. Один из пассажиров, смущаясь, начал шарить по карманам и наконец извлек светящуюся, надрывающуюся вещицу и прекратил попурри из Баха, Моцарта и «Аббы». Сказав «алло», он тотчас покинул сидящих в кружок людей и быстро пошел по направлению к окну, выговаривая кому-то по ходу: «Нет! Я уже оставил вам сообщение! Разве вы его не получали?»

Он смотрел в темноту за окном, раздавал подчиненным указания, объяснял им что-то, находил компромиссы — и таким образом стал единственным из пассажиров, который увидел, как приземляется на поле небольшой реактивный самолет. Увлеченный деловым разговором, человек прищурился и под светящейся в отдалении аркой увидел, что из самолета вышли трое мужчин и одна женщина. Они поздоровались с встречающими их людьми и сели в заранее поданный лимузин. Свет фар разогнал темноту ночи, и автомобиль умчался прочь.

Никто больше этого не видел. Пассажиры не стали дожидаться, пока бизнесмен закончит телефонный разговор, и новый рассказчик начал свою историю без него.

Асфальтовый гребень. Седьмая история