Подняв крышку под могильной плитой, под которой скрывался наш семейный склеп, я отодвинул подальше урны с прахом родителей и поставил вперед те, в которых покоились останки Коити и Сэцуко. В этот момент над головой у меня раздался громкий стрекот – цикада сидела где-то в ветвях сосны.
Первая песня цикады Кемпфера – они всегда появляются, когда подходит к концу сезон дождей.
– Мне почему-то кажется, что я умру, когда запоют цикады.
Я вспомнил, как за несколько дней до своей кончины Сэцуко произнесла это, складывая белье после стирки. Повалившись на колени и упершись ладонями в пол, я зарыдал. Молила ли она о помощи… А если бы я сразу вызвал «Скорую» – спасли бы они ее?.. Но я был пьян и спал без задних ног, пока рядом умирала Сэцуко. Я все равно что убил ее.
После службы, которую провел настоятель Сёэн-дзи, я как главный распорядитель похорон первым подошел возжечь благовония, а вслед за мной потянулись остальные. На этом церемония установки урны в могилу и завершилась.
– Как ни прискорбно это сознавать, но мертвых нам не вернуть. Но давайте думать о хорошем. Сэцуко была так счастлива эти последние семь лет, которые вы провели в тесном семейном кругу – точно в медовый месяц, – попытался утешить меня Садао, старший брат Сэцуко. Но я все прокручивал в голове слова, сказанные мне матерью на похоронах Коити. Что поделать, не везет тебе…
Сэцуко, конечно, иногда жаловалась на боли в пояснице или в ногах, но в целом отличалась отменным здоровьем и никогда не сидела без дела. И вот она умерла в шестьдесят пять… Почему это случилось с нами?.. Якорь гнева потонул где-то глубоко в моей душе, и я больше не мог плакать.
Ёко волновалась за меня, поэтому моя внучка Мари, работавшая медсестрой в ветеринарной клинике в Харамати, стала периодически навещать меня. В конце концов, она тоже начала переживать за мое состояние, поэтому выехала из своей старой квартиры и перебралась ко мне.
Она привезла с собой пса по кличке Котаро. Небольшой, с длинным телом и мордочкой, коричневый Котаро много лаял. Мари рассказала, что кто-то оставил его на цепи у забора ветеринарной клиники. Она написала объявление и повесила на доску в клинике, но Котаро так никто и не забрал, поэтому Мари оставила его у себя.
Мари – славная девчонка. Каждое утро она жарила для меня тосты, готовила глазунью или яйца с ветчиной. Мне нравилось наблюдать, как она поворачивается и со смехом обращается к Котаро, сидевшему у ее ног в ожидании чего-нибудь вкусненького. В семь часов утра она сажала пса на пассажирское сиденье своей машины и выезжала в Харамати по государственной трассе номер шесть. Частенько она возвращалась уже в ночи, так что обедал и ужинал я в одиночестве. Готовка и стирка не вызывала у меня трудностей – все благодаря годам, прожитым в общежитии для рабочих. Вот только после первого с кончины Сэцуко О-бона я перестал нормально спать. И сын, и жена умерли во сне… По ночам, когда я лежал в постели, я чувствовал, как холодеет мое тело, как слюна становится клейкой, как во рту появляется кислый привкус. Нервы, пронизывающие меня изнутри, были натянуты до предела, и сна не было ни в одном глазу. Заметив, что руки у меня немеют, я закрыл глаза и попытался выровнять дыхание, но мне вдруг стало страшно. Я боялся не призраков. Не смерти, не того, что умру сам. Я боялся жить, не зная, когда именно все закончится. Я не мог больше ни сопротивляться тяготам, что обрушились на меня, ни терпеть их.
Утром шел дождь.
– Духота какая! – Мари приоткрыла окно с проволочной сеткой, и в комнату вместе со стуком капель влетел порыв влажного ветра. Вдыхая запахи дождя, я ел приготовленные Мари тосты и яичницу-болтунью. Потом я проводил их с Котаро до порога. Я подумал, что не должна молодая девчонка двадцати одного года быть привязана к дому своего престарелого деда.
«Прости, что исчезаю так внезапно. Я еду в Токио. Домой больше не вернусь. Пожалуйста, не ищи меня. Спасибо, что всегда готовила для меня вкусные завтраки».
Такую записку я оставил для Мари. Я достал из шкафа черную дорожную сумку, с которой когда-то ездил на заработки, и положил в нее кое-какие личные вещи.
На станции Касима я сел на линию Дзёбан, а вышел на конечной – на вокзале Уэно. Когда я оказался на улице, пройдя через выход к парку, там тоже лил дождь. Зеленый сигнал на светофоре начал мигать, поэтому я не стал раскрывать зонтик и двинулся вперед по пешеходному переходу. Посреди дороги я поднял голову и вгляделся в ночное небо. Крупные капли падали вниз, и мои дрожащие веки стали влажными. Я намеревался провести эту ночь под крышей концертного зала «Токио бунка кайкан», но, прислушиваясь к мерному стуку капель, почувствовал, как подступают усталость и сон. Я заснул, подложив под голову сумку.
Впервые в жизни я ночевал на улице.
Роза Мультифлора карнеа, махровые бутоны телесного оттенка… Розовые цветки, похожие на колокольчики, которыми звенят дети на школьных концертах, распускаются кучками, венчики свисают под их тяжестью…