Токката и фуга

– Сталин, ГУЛАГ… при чем тут это, – с усмешкой сказал Дмитрий. – Я тебе не о том толкую. Ты зачем это вино свое делаешь? Потому что тебе песни твои не нравятся. В семидесятых нравились, а сейчас – нет. Вот ты и в йогу подался, в виноделие. Круг вон не сидел – переживал, ты дело свое похерил – тоже переживаешь. Все вы в комплексах, понимаешь? И поете нам о них со сцены.

Стинг сделал вид, что ничего не понял. Он решительно был настроен прекратить эту беседу.

И сказал:

– Михаил Круг. Интересно. Никогда не слышал. Но теперь послушаю, спасибо тебе, Дмитрий, за новые знания.

В разговор вклинилась белозубая испанка:

– Стинг, у вас прекрасное вино. Думаю, его вкус сохранится во рту до утра, столь оно ароматно. А можете, пожалуйста, спеть песню, именем которой оно называется? Это моя любимая…

Маэстро был готов на что угодно, лишь бы не слушать больше Дмитрия, не испытывать его давления.

Он взял акустическую гитару и тихонько спел When We Dance.

После этого тактично попрощался и ушел к себе, чтобы утром улететь из Турции в Тоскану.

Гости стали расходиться кто куда.

За столом остались только Дмитрий, Алексей и Андрей.

Дмитрий мечтательно курил сигару, глядя в сторону притихшего моря.

Сказал как бы сам себе:

– А вот это была хорошая песня. «Я бы переехал в другой город, сменил бы имя» – печальные слова, – он выпустил огромное облако дыма и с удовольствием посмотрел на Андрея.

– Андрей, ты иди, ложись. Устал за день, вижу, – строил из себя заботливого простака Алексей. – Пойдем, я тебя провожу.

– Пока, Андрей. Хорошо тебе выспаться! – весело крикнул им вслед Дмитрий.

Минут через семь Алексей вернулся.

– Пошли к морю пройдемся, – сказал Дмитрий.

Они обогнули бассейн, подошли к высокой стене, окружавшей Gizem. Охранник нажал кнопку, дверь распахнулась, и они пошли по тропинке, справа и слева которой горели неоновые фонари.

Алексей с недоуменной улыбкой спросил, что это был за пассаж о Михаиле Круге, комплексах. Его интересовало, давно ли Дмитрий стал всем этим увлекаться…

– Леша, надо же расти, дорогой. Деньги, если ты посвящаешь им всего себя, разъедают душу, превращают мозг в бронзу. Нужно как-то разбавлять. Психология, музыка, живопись делают человека чуть менее опасным. И прежде всего – для себя. Но не только в этом дело, дорогой. Любая мысль, идея, которую ты озвучиваешь с напором и огнем в глазах – тут же принимается всеми, ее начинают уважать, она работает на тебя, на твою жизнь. Видел, как легко смутить даже великого Стинга?

Алексей устало засмеялся.

Они вышли на песчаный берег. Черная вода качнулась навстречу.

В центре пляжа стояла беседка. Вошли. Сели друг напротив друга.

Сзади послышалось шуршание песка. Один из многочисленных помощников Дмитрия принес тарелку фруктов, бутылку вина и водки.

– Маэстро в порядке? Спит? Вы деньги ему перевели? – спросил его Дмитрий.

Тот ответил, что все в порядке, Стинг уже спит в своем номере, завтра в шесть утра его доставят в Даламан, вылет в семь тридцать. А деньги были переведены на счет его жены еще вчера.

– Хорошо, иди.

Остались вдвоем. Молча слушали движение воды. Выпили: Дмитрий водки, Алексей вина.

– Как он? – спросил Дмитрий.

– Да как-как… – Алексей укоризненно посмотрел на него, но тут же перевел взгляд на море. – Состояние фуги – коварная штука. Из него что-то пробивается, рвется, но тут же тонет. Будто он в непроницаемую стену бьется. Он подавлен, раздражителен, в апатии вечно. Ты знаешь, я за двадцать пять лет службы в конторе на таких насмотрелся вдоволь. Все предметы ему вроде знакомы, слова, вещи, явления, но он не понимает сути. Не видит себя самого.

Как тебе объяснить. Он чувствует себя словно зеркало, отражающее лопнувший мир. Будто он больше ни для чего не нужен, как только смотреть на все вокруг без личных интерпретаций… бессмысленно слышать, осязать. Словно реальность через него как бы наблюдает себя саму. Здесь и сейчас, без прошлого и будущего.

Ему все знакомо, но никакой связи с вещами и явлениями он не чувствует. Если чуть короче – он жив, но мертв. Это и есть фуга. Диссоциативная фуга, отягощенная испугом и шоком.

Дмитрий вцепился себе в бороду, будто собирался сейчас же ее оторвать от подбородка.

– Что наш добрый доктор сказал, перед тем как вы вылетели из России?

Алексей дал понять, что ничего особенного «наш добрый доктор» не сказал. Обычно состояние фуги длится от двух месяцев до плюс-минус полутора лет. Каждый случай индивидуален. В случае с Андреем все абсолютно непредсказуемо. Травмирующий фактор, хоть он и не осознан им в полной мере, был настолько разрушительным для психики, что сказать что-то с определенностью просто нельзя.

Выход из состояния фуги может привести как к полному восстановлению памяти, так и к полной ее потере уже на этом, новом этапе жизни. Плюс существует риск развития одного или даже нескольких психических заболеваний.

Дмитрий быстро водил по лысине ладонью.

– Ладно. Ты это… уезжай прямо сейчас, дальше я тут сам. Доктора… Доктора устрани. Не нужен он больше… Прекрати его мучения.