Токсичная книга

С точки зрения учёного, придерживающегося классических точек зрения, рассматривать процесс эволюции и адаптации, которая повлечёт за собой безоговорочное развитие живого существа, имеет смысл лишь на уровне особи или группы особей. Докинз же в своей модели рассмотрения эволюции предлагает нетрадиционную для биолога (и для этолога в частности) точку зрения – изменением и развитием фенотипа (уникальной совокупности особенностей организма, в большинстве случаев, присущих только его виду), как он считает, занимается непосредственно ген. Как такое может быть? Очень просто – ген, по теории Докинза, является основным элементом эволюции, а сами животные (и мы с вами, конечно, тоже) предстают как огромные резервуары, служащие лишь для закрепления определённых важных свойств генов и очищения их от потерявших актуальность, а стало быть и надобность, характеристик. Так в своё время чайки приобрели умение после появления потомства выкидывать из гнезда остатки яичной скорлупы, которая привлекала хищников. Умение это нивелировалось поколениями – гнёзда чаек, оставлявших скорлупу в гнезде, чаще подвергались нападениям хищных птиц, а, стало быть, были менее успешны в плане сохранения молодняка, чем гнёзда животных, заботящиеся о своём потомстве. Подобные процессы отсеивания функций генов, их эволюции, возможно, продолжаются до сих пор – мотылёк, который ошибочно летит на огонь, следует на поводу дремучего инстинкта, сообщающего ему, что впереди – свет недостижимой звезды, которая поможет выбраться из тёмной пещеры, например. Лучи света бесконечно далёкой от мотылька звезды параллельны, и полёт его всегда направлен на них, стало быть, навигатор ведёт насекомое только вперёд. Свет же, к примеру, свечи, к которой мотылёк неизменно когда-нибудь доберётся, рассеивается иначе – свеча распространяет свет вокруг, а, стало быть, поведёт мотылька по спирали – скручивающейся или раскручивающейся. И, возможно, эволюция уже работает над этим досадным пробелом. Хотя и неизвестно, являются ли летящие на огонь особи более успешными нежели те, которые тратят время на нахождение разницы в свете свечи и свете звезды. Эта теория первенства гена относительно организма, более того – действия гена руками организма, а также проявления фенотипа, свойства которого также напрямую диктуются через ген, – сначала воспринималась как абсолютно абсурдная. Уж извините меня – не могу я сегодня проще. Да и не должен, чтобы донести информацию в более или менее грамотном изложении, ничего не переиначив. Однако на этом идеи Докинза не исчерпывались. В «Эгоистичном гене» он также активно проявил себя как социолог. Да и далеко ли разошлись этология с социологией, если и человек, и прочие живые организмы представляют из себя стоящих в одном ряду животных? И не нужно пускаться во все тяжкие, пытаясь доказать, что человек более приспособлен к жизни, чем лягушка – просто эволюция пошла несколько другим путём и отбирала те свойства, которые нужны каждому из этих двоих более чем уважаемых существ. Здесь же, кстати, идеи Докинза в чём-то сходятся с идеями Тимоти Лири – Ричард не отрицает, что, при определённом воздействии раздражителей и окружающей среды, грубо говоря, из жука-оленя можно получить благородного оленя. По аналогии – из лягушки можно получить человека. Теоретически это, конечно, более правдоподобно, чем практически – создать все условия для вида и проявлять определённое умеренное давление очень сложно. Однако если пойти от противного, то мы увидим, что и у пары жук-олень/благородный олень и у пары лягушка/человек, по всей видимости, были одни общие предки. И эта точка зрения «от противного» выручала Докинза всегда. И Лири она выручала в тех же ситуациях. Особенно, когда нужно было объяснить, почему во время трипа человек переживает опыт земноводного. И прежде чем разбираться в существующей ситуации, более грамотным было бы предположить ситуацию, которой не было никогда – очень хитрый трюк. Тогда у нас возникает вопрос, которого никогда не было и, как следствие, второй вопрос – «Почему всё именно так?» И когда мы, допустим, изучаем явление сексуальности и её обоснованности, нужно представить, как этот эффект мог бы проявляться, будь у подавляющего большинства существ не два пола, а, например, три.