Толедские виллы

Пришла пора обеда. Но прежде чем сесть за стол, надо было еще покончить с предыдущими состязаниями и раздать награды. За «остроумие» получил награду дон Лоренсо — шкатулку из панциря индийской черепахи, инкрустированную серебром, и в ней две дюжины платков, окаймленных дорогими кружевами, — досталось это донье Грасии. За «великолепие» награду вручили дону Фернандо — изумрудного попугая на золотой с рубинами ветке, дабы тот пересказал горести своего хозяина Анарде, получившей награду во второй раз, но и в тысячный не поскупился бы ее воздыхатель. Наконец, за лучший «девиз» наградили дона Нуньо — золотой мушкет в футляре из кораллов с аметистовым ключиком, — и он учтиво преподнес это Лисиде, а та с благодарностью приняла.

Церемония завершилась веселой музыкой, под звуки которой роскошный обед сумел ублажить все чувства гостей, ибо само изобилие подносило им изысканнейшие блюда. Встав из-за стола уже под вечер, гости вышли на веранду поглядеть на забавную маску, развлекавшую их в остаток вечера, но описывать ее не стану, спешу приступить к первому празднеству, устроителем коего был дон Алехо; оно-то и все прочие, состоявшиеся на виллах Толедо, дали название сей книге.

Первая вилла

Четыре часа прошло, как величайшее из светил удалилось в Индии[68] грузиться золотом, которым всякий день щедро нас осыпает, — не являйся оно все с новыми сокровищами, нам наскучило бы видеть его так часто, — когда в самой большой из прекрасных зал «Буэнависты», хранящих память о ее славном владельце, собралось смотреть комедию изысканное и просвещенное общество; сам Тахо, увидав этих дам, возгордился бы, что хрусталь его вод обратился в солнца, — ежели такого уподобления достаточно для того, кто видел лица толедских красавиц. Просторную залу освещала дюжина канделябров, в которых горел снегоподобный воск — создаваемый в республиках малюток-пчел из кристальных капель цветочной росы — соперник золотого солнца, озаряющего Бегу. На эстрадо, престолах Красоты, восседало судилище, состоявшее из прекраснейших и знатнейших ее подданных в императорском городе. Напротив них, в креслах, доблестные толедские кабальеро являли взору разнообразные облики всех возрастов — с одних время взимало налог золотом юности, с других брало проценты серебром старости.

Комедия, называвшаяся «Стыдливый во дворце», за несколько лет до того снискала всеобщую похвалу, будучи представлена не только во всех испанских театрах, но и в славнейших театрах Италии и Индий; немало лестного было тогда сказано о ее сочинителе, а одна из могущественнейших особ Кастилии, почтив его музу, придала блеск его творению, исполнив роль Стыдливого и устыдив своим искусством всех прочих актеров, ибо они убедились в превосходстве игры того, кто занялся театром лишь на время, как пристойной забавой, тогда как они учились своему ремеслу много лет.

Теперь комедия была сыграна особами, составлявшими цвет ее родины; дамы — Анарда, Нарсиса, Люсинда и донья Леокадия — блистали красотой и благородством; их участие наделило представление высочайшими достоинствами — ведь если актеры, разыгрывающие комедию, ее не портят, она сама по себе заслуживает всяческих похвал и восхищения, ибо в наши дни, рвением беспристрастных и умелых сочинителей, комедия очищена от всех непристойных выражений и поступков.

Вначале четыре музыканта, игравшие на различных инструментах, и две дамы усладили гостей пением и музыкой. Слова песен, как и описание плясок и интермедий, я приводить не буду, дабы не сделать эту книгу утомительной и ее портить удовольствие, которое получат мои друзья, читая подряд включенные в нее комедии. Достаточно сказать, что музыку сочиняли: Хуан Блас, единственный в этом искусстве; Альваро — хоть и не первый, но и не второй среди музыкантов; и лиценциат Педро Гонсалес, который не уступает двум другим — потратив несколько лет на совершенствование музыки человеческой, он, дабы ее возвысить, надел облачение ордена Божьей матери Милости и у себя в монастыре почитается чудо-фениксом, бывши в миру сладкоголосым лебедем. Интермедии сочинил дон Антонио де Мендоса[69], чьи шутки и каламбуры столь же совершенны, как его кротость и благородство; пляски же ставил Бенавенте, услада души и утеха природы, — короче, одно из чудес нашего Тахо. И если имена авторов должны были создать зрелищу славу, то участники представления в «Буэнависте» лишь умножили ее. Итак, когда музыканты удалились, на подмостки вышел актер, прочитавший «Лоа»[70].

Когда ж и он удалился, был показан изящный, плавный танец, после которого началась знаменитая комедия «Стыдливый во дворце».