Читаем Толькі не гавары маёй маме полностью

Мае фiзiчныя здольнасцi, падтрыманыя паца­лункамi, дазволiлi сяк-так дайсцi да сухога пляжнага пяску i нiбыта жартам павалiцца разам з Агi. У мяне будзе поўная галава пяску! Ты будзеш уся ў пяску, у сонечным, родным, фiна-угорскiм пяску. Я закапаю цябе ў пясок i буду плакаць на пляжнай магiле сваёй любай мадзьяркi Агаты Ляхоцкi. Мае слёзы, як жывая вада, крапацьмуць на капец i ўваскрасяць цябе, i ты выйдзеш з пяску, як Афрадыта з марскога шуму, без кашулi i без спаднiцы! Адаме, маўчы... Ты павiнен быць сухi i гладкi... Я высах! Прыўзняўшыся на локцi, я строс з сябе пясок, тонкi i залацiсты, ён сыпаўся наўздзiў хутка i лёгка. І мы накiравалiся ў сасоннiк. Мы спынялiся праз кожны крок, пацалункi рабiлiся даўжэйшыя, больш прагныя i ненасычальныя. Мы апынулiся на паляне з высокай, у мяккiя хвалi, травою. На Агi ўжо не было белай баваўнянай майкi. Я нахiлiўся да смуглявых грудзей з доўгiмi смочкамi, падобнымi да смажаных зярнятаў кавы. У непрытомнасцi я ўкусiў самы кончык аднаго зерня, i востры сталёвы стрыжань працяў мой торс. Нам балюча! I яшчэ нешта незразумелае! Няўжо не ясна — не разумею я па-венгерску? Чакай, ня­зручна. Не спяшайся рабiць тое, што не робiцца спехам. Яна адхiнулася i перакруцiла спаднiцу так, каб замок i зашчапкi апынулiся спераду. Берагi металёвага замка раз­бягалiся хутка, як хвалi за падводнакрылым катэрам. Тонкiя, зусiм не сялянскiя пальцы падхапiлi прыпол i ўскiнулi вышэй галавы. У Агi быў крыху выпуклы жывот з глыбокай ракаўкай пупка.

У маёй першай жанчыны, Жанны, пуп тырчаў.

На Агi засталiся адно карункавыя майткi. Яна села на траву, адкiнулася на спiну i, прыўзняўшы клубы i сцёгны, скiнула з цела астатнюю рэч. А мне ўжо не было чаго скiдаць. Я накрыў яе цела сваiм — сухiм, гладкiм, вымытым вадою з пяском.

Я хваляваўся: а можа, не атрымаецца, асарамачуся. У мяне была толькi адна жанчына — Жанна, у якой быў толькi адзiн мужчына — я. Мой досвед не назавеш багатым.

У Агi пад жыватом былi чорныя i шаўковыя валасы. Мяне ўразiла шаўкавiстая мяккасць i яшчэ коль­касць вiльгацi, якой сцякала мадзьярка. Каб пад на­мi была прасцiна, а не трава, мы б апынулiся ў лужыне. Жанчыны мяне папракаюць за дзве рэ­чы — паспешлiвасць i напорыстасць. А я не лiчу, што трэба стрымлiвацца, асаблiва ў першы, хай ён i апошнi, раз. Зрабiлася добра, цёпла, я па­плыў. Яшчэ! Яшчэ! Яшчэ!.. Агi крычала на ўвесь лес, на ўвесь пляж, на ўвесь Фiнскi залiў. Мая каханая лямантавала, а я не чуў. І яна не чула сябе. Мы адчувалi. А калi ператомленыя ляжалi на спiнах, аднекуль з непрыемнай рэальнасцi пры­плыў расчараваны голас... Я думаў, тут некага зарэзалi, у некага жыццё забралi, а тут яго толькi робяць. У мяне неставала сiлы сказаць голасу, каб iшоў прэч. Язык мой высах i не паварочваўся. Я быў самотны абязводжаны труп.


* * *


Добры дзень, дарагi мой Адам!

Прыляцелi журавы

Селi-палi на ральлi

Сталi ральлю капаць

Самi з сабой гукаць

Ды ўсё аб ральлi гаварыць.

Вось такi тэкст я знайшла ў падручнiку. Раней я займалася гiсторыяй расейскай мовы, i ў мяне засталася хрэстаматыя. Тэкст, як бачыш, не на лiтаратурнай мове, а на гаворцы, так, прынамсi, пазначана ў кнiзе. Мне было цiкава яго знайсцi i перапiсаць для цябе. У гэтай жа хрэстаматыi знайшлiся прыклады i лiтаратурнай беларускай мовы, я iх усе перачытала па некалькi разоў i нават вывучыла чатыры радкi з паэмы Янкi Купалы...

Шчасна так, абняўшыся, у траве плывём,

Купаюцца ў кветках ногi да калень,

Шчокi, грудзi нам гараць, гараць агнём,

Іскрацца вочы, цела просiцца пад цень.

Тэкст пра журавоў быў запiсаны ў I стагоддзi ў Мiнскай вобласцi. Мяне гэта ўсхвалявала да слёз, бо кожны раз на канверце я разборлiва i старанна пiшу — горад Мiнск.

На жаль, не магу займацца беларускаю моваю так, як займаюся расейскай i ангельскай. У нашым Сегедскiм унiверсiтэце няма нават факультатыўных лекцый па тваёй мове. Мусiць, i ў Мiнскiм унiверсiтэце не выкладаюць родную мову дзяўчыны Агi з вёскi Татахозы. Праўда?

Дарагi Адаме! Я атрымала твае лiсты з ма­люнкамi. Толькi вось Ладак пакрыўдзiўся, бо ён цяпер не адзiны беларускi чорт у Венгрыi. Я спрабавала яго суцешыць, казала, што ён для мяне найдаражэйшы за ўсiх чарцей на свеце. Ладак не верыў. Ён зрабiўся капрызлiвы, зласлiвы i зацяты. Што з iм рабiць? Напiшы, як мне абыходзiцца з непаслухмяным чортам?

Татахоза. 1976. Жнiвень. 18. Агi.


* * *


Перейти на страницу:

Похожие книги

Ход королевы
Ход королевы

Бет Хармон – тихая, угрюмая и, на первый взгляд, ничем не примечательная восьмилетняя девочка, которую отправляют в приют после гибели матери. Она лишена любви и эмоциональной поддержки. Ее круг общения – еще одна сирота и сторож, который учит Бет играть в шахматы, которые постепенно становятся для нее смыслом жизни. По мере взросления юный гений начинает злоупотреблять транквилизаторами и алкоголем, сбегая тем самым от реальности. Лишь во время игры в шахматы ее мысли проясняются, и она может возвращать себе контроль. Уже в шестнадцать лет Бет становится участником Открытого чемпионата США по шахматам. Но параллельно ее стремлению отточить свои навыки на профессиональном уровне, ставки возрастают, ее изоляция обретает пугающий масштаб, а желание сбежать от реальности становится соблазнительнее. И наступает момент, когда ей предстоит сразиться с лучшим игроком мира. Сможет ли она победить или станет жертвой своих пристрастий, как это уже случалось в прошлом?

Уолтер Стоун Тевис

Современная русская и зарубежная проза
Жюстина
Жюстина

«Да, я распутник и признаюсь в этом, я постиг все, что можно было постичь в этой области, но я, конечно, не сделал всего того, что постиг, и, конечно, не сделаю никогда. Я распутник, но не преступник и не убийца… Ты хочешь, чтобы вся вселенная была добродетельной, и не чувствуешь, что все бы моментально погибло, если бы на земле существовала одна добродетель.» Маркиз де Сад«Кстати, ни одной книге не суждено вызвать более живого любопытства. Ни в одной другой интерес – эта капризная пружина, которой столь трудно управлять в произведении подобного сорта, – не поддерживается настолько мастерски; ни в одной другой движения души и сердца распутников не разработаны с таким умением, а безумства их воображения не описаны с такой силой. Исходя из этого, нет ли оснований полагать, что "Жюстина" адресована самым далеким нашим потомкам? Может быть, и сама добродетель, пусть и вздрогнув от ужаса, позабудет про свои слезы из гордости оттого, что во Франции появилось столь пикантное произведение». Из предисловия издателя «Жюстины» (Париж, 1880 г.)«Маркиз де Сад, до конца испивший чащу эгоизма, несправедливости и ничтожества, настаивает на истине своих переживаний. Высшая ценность его свидетельств в том, что они лишают нас душевного равновесия. Сад заставляет нас внимательно пересмотреть основную проблему нашего времени: правду об отношении человека к человеку».Симона де Бовуар

Донасьен Альфонс Франсуа де Сад , Лоренс Джордж Даррелл , Маркиз де Сад , Сад Маркиз де

Эротическая литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Прочие любовные романы / Романы / Эро литература