Толкин и его легендариум

Вообще уход эльфов придает сюжету некую завершенность. Можно утверждать, что именно их тысячелетнее пребывание не в том мире вело к одной страшной катастрофе за другой. Из-за них в материальном Средиземье появилась не только магия и Волшебная страна — с ними пришли кровавые распри, клановые вендетты, расовые войны и жажда мести. С эльфийской таинственностью и волшебством приходит масштабный беспорядок и угроза самой ткани реальности. Иначе говоря, пока они не уйдут, всегда будет опасность, что Средиземье снова треснет и изменит форму, как это было сначала из-за эльфийских войн конца Первой эпохи, а потом из-за человеческой жажды эльфийского бессмертия в конце Второй.

Им надо уйти.

Вещи и бессмыслица

В Средиземье много всякой всячины: изысканные самоцветы и волшебные кольца, легендарные мечи и талисманы предков, а также более знакомые предметы вроде тканей и доспехов, мегалитов и монументов, еды и питья. Многие из этих вещей наполнены сверхъестественной аурой: камни (надгробия, палантиры, руины), деревья (пробуждающиеся, ходящие, воюющие), пути (чувствующие и одушевленные, словно вступившие в заговор тропинки и воспоминания о древних следах). Некоторые вещи обыденные (провизия, снаряжение), другие — колоссальные, получившие мировой масштаб (например, начало тотальной войны и массовая мобилизация по всему Средиземью, по-разному вовлекающая сообщества).

В контексте всех этих вещей и происшествий многие народы Средиземья материалистичны и часто до крайности алчны. Эльфы веками сражаются за Сильмарилы. Жадность гномов стала поговоркой и доводит их до разорения из-за слишком активной добычи ископаемых и приступа драконьей болезни при виде несметных гор золота. Даже хоббиты бывают завистливыми и склонными к стяжательству, способными обокрасть родных (Саквилль-Бэггинсы) и друзей (Бильбо, присвоивший Аркенстон). Это внимание ко всему вещественному, к товарам и движимому имуществу, сокровищам и богатствам дает Средиземью ощутимое зерно реальности, а также художественное изобилие. «Кольца» Питера Джексона тоже физически осязаемы. Многие предметы откровенно причудливы. При экранизации был использован реалистичный реквизит, чтобы придать фильмам подлинную весомость, и немедленно возник рынок для реплик артефактов производства Wētā Workshop.

Краеугольный камень толкиновских произведений о Средиземье — это очень английская жуть, которую сегодня часто называют «народными ужасами». В них есть населенные призраками руины, каменные круги, нежить, странные истины, скрытые в загадках и детских стишках, предрассудки, травничество и колдовство, древние надписи, не поддающиеся прочтению манускрипты и секретные труды, аморальные духи природы и наделенные чувствами ландшафты, оккультные ритуалы, наркотики и измененные состояния сознания, криптоботаника и криптозоология, искажения времени. Почти повсюду есть то, из-за чего в реальном, несказочном, мире человеку может стать «не по себе».

Эти элементы часто подвергались трансформации и развитию, особенно в киноэкранизациях, которые имели возможность черпать из богатого наследия драматургии, кино и телевидения и встраивать различные элементы от «Гамлета» до «Доктора Кто». Произведения Толкина и их наследие, таким образом, знакомы и незнакомы нам одновременно; и поиск дома тоже одна из их ключевых тем. В «Хоббите» сами названия глав противопоставляют уютное («Короткий отдых», «Теплый прием», «На пороге») и неуютное («Неожиданный прием», «Необычайное жилище», «Пока его не было дома»), порой с иронией и игрой слов. Бильбо, Фродо и Сэм часто думают о доме, Арагорну еще только предстоит его найти, а отряд Торина его утратил.

◆

В последнее время философия, отчасти вдохновленная литературным современником Толкина Г. Р. Лавкрафтом, обратилась к «причудливому реализму» и, в частности, к тому, как размышления о предметах — и концентрация на «точке зрения», например Кольце, — могут поставить под вопрос или изменить человеческие представления о мире. Поразительно, насколько произведения Толкина иллюстрируют такой подход. «Пока не ясно, — полагает философ Грэм Харман, — чем вообще являются объекты, но уже понятно, что они выходят далеко за пределы сосредоточенности на человеке». Так можно ли воспринимать реальность с перспективы объекта, а не людей? Может ли он быть в центре? Чему он может нас научить, какие знания дать о других видах?

Харман утверждает, что «объектами могут быть деревья, атомы и песни, а также армии, банки, спортивные франшизы и вымышленные персонажи». Мир тем самым кишит всякой всячиной — повсюду все время есть масса всего, — и это упорно обнажает ограниченность человеческой перспективы и восприятия. Эта школа мысли, известная как «объектно ориентированная онтология» или «спекулятивный реализм», шепчет о мире, очерченном и управляемом вещами, которые мы, люди, не в состоянии понять и даже определить. Откуда нам знать, каково быть летучей мышью? Что уж говорить про то, каково быть молотком или факультетом английского языка Оксфордского университета.