Толкин русскими глазами

Утверждение Гэндальфа, что они не видят неизбежного конца за пределами всех сомнений, находит отражение во взглядах Галадриэли на предсказания: "любое предсказание теперь тщетно". Мир меняется: "по одну сторону лежит тьма, по другую - лишь надежда" (F.487). Отвергая ложную надежду тех, кто рассчитывал использовать Кольцо, Гэндальф подразумевает существование надежды истинной. Согласно религиозным доводам, надежда обречена на провал, когда становится чрезмерной и переходит в разряд вожделения. Толкин видит, что именно это быстро произошло бы и с Кольцом, и поэтому участники спора не могут надеяться управлять его мощью.

К, переводя фразу "видит неизбежный конец за пределами всех сомнений", оказываются по другую сторону философского смещения. У них Гэндальф возражает на аргумент Эрестора:

- Так безнадежность или безумие? - переспросил Гэндальф. - О безнадежности речи нет: отчаиваются и теряют надежду только те, чей конец уже предрешен. А наш - нет (К СК.403).

Философское смещение, разделяющее К и Толкина - это различие между предопределением и предвидением. Толкин не отклоняет полностью возможность предсказания. Утверждение Галадриэли: "любое предсказание теперь тщетно" подразумевает, что в другое время предсказание возможно и полезно. Толкин еще раньше, в беседе между Галадриэлью и Фродо, утверждает это недвусмысленно. Там Галадриэль говорит: "Я не стану вам советовать, говорить, поступайте так или иначе. Не в деяниях или замыслах, не в выборе того или иного пути могу я быть полезна, но лишь в знании прошлого и настоящего и отчасти будущего тоже" (F.462).

Гэндальф также не отвергает полностью способность прогнозировать возможный исход событий, а только степень уверенности, с которой члены Совета могут рассчитывать на результат предвидения. "Это не отчаяние - лишь тот отчаивается, кто видит неизбежный конец за пределами всех сомнений. К нам это не относится" (F.352). Именно предопределение является "концом за пределами всех сомнений", но не о нем говорит Толкин. Для него будущее может изменяться в зависимости от сделанного ими выбора.

Для Гэндальфа Толкина предстоящее решение - это интеллектуальная задача, решать которую нужно, опираясь на мудрость, а не полагаясь на судьбу: "Мудрость заключается в том, чтобы признать необходимость, когда взвешены все другие пути, хотя тем, кто лелеет ложную надежду, эта мудрость может показаться безумием" (F.352). К начинают свою версию этой строки с несколько переделанной формулировки в духе Сократа, которая дает определение истинной мудрости, зато необходимость в их интерпретации остается не у дел.

- В чем истинная мудрость?* В том, чтобы, взвесив все возможные пути, выбрать среди них единственный. Может быть, тем, кто тешит себя ложными надеждами, это и впрямь покажется безумием (К СК.403).

В их версии приукрашивание определения мудрости состоит не только в добавлении слова истинная, которое является "заряженным" словом в любом русском философском споре, но и в сопровождающем текст пространном комментарии, который подкрепляется использованием предрешенности в словах Гэндальфа строчкой выше в диалоге: "те, чей конец уже предрешен". К трактуют истинную мудрость как синоним теории "северного мужества", которую Толкин развивает в "Чудовищах и Критиках"97. Как пишут К, "необходимо бороться до конца, даже если на победу рассчитывать не приходится, бороться, зная, что высшие силы сражаются на твоей стороне и тоже могут в конечном итоге потерпеть поражение ...>" (К СК.685).