— Мы в ловушке, господин полковник. В ловушке! — точно в бреду повторял седой ветеран.
— Солдаты! Король помнит о вас, он все видит и знает. Будьте благоразумны, будьте стойки! — ответил Гилленкрок, давясь горечью. Те ли это внуки бессмертных фалькенов Густава-Адольфа, кузнецы громких побед на полях Дании и Польши, Саксонии и Литвы, для которых не было ничего невозможного?
Подошел командир Ниландского полка, строгим окриком отогнал солдат. И тихо обратился к Гилленкроку:
— Господин барон! Прошу передать главнокомандующему — полк тает. Весной у меня было восемь рот по сто пятьдесят человек в каждой. Теперь, после штурмов, осталось пятьсот сорок солдат, годных под ружье. С кем идти в бой?
— Вам ли сетовать, подполковник… Некоторые мои регименты сохранили только штаб! — Левенгаупт приглушенно выругался.
Старые друзья долго молчали, думая об одном и том же. Немыслимо! Фузилер, ветеран многих кампаний, в полный голос осуждает планы и действия короля… Вероятно, всему есть предел — даже стальному шведскому терпению!
Гилленкрок встрепенулся, точно пробуждаясь ото сна, широко раздул ноздри.
— Граф, я ненадолго отлучусь в главную квартиру.
— Да поможет вам бог! — напутствовал его Левенгаупт, догадываясь о причинах внезапной спешки.
У ручья, окутанного вязким туманом, Гилленкрок и Табберт придержали шаг, обеспокоенные шумом в запорожском лагере. Кто-то бранился последними словами, кто-то зло отвечал ему, кто-то твердил, задыхаясь:
— Браты, прибейте мене. Браты-ы-ы…
— Угомонись, Грицко. Та не вскакивай, не вскакивай… Побереги ногу!
— Мочи нет, роднесенькие… Прибейте!
— Потерпи, вон лекарь иде…
— Ни, пан есаул чапае, — ввернул молодой голос. — Мабудь, знов — за кирку та лопату… Чи мы рабы, чи що?
— То ли буде, Ивась!
— Геть! — взмыло начальственное. — Непийвода, знов за свое?
— А ты выдай, пан есаул, выдай кошевому… Связали вы нас одной веревочкой с гетманом, щоб ему околеть!
Гилленкрок озадаченно покусал губы.
— Я далеко не все понял, капитан… О чем кричат «бараньи шапки»?
— Ругают Мазепу, господин барон.
— Это куда ни шло…
Впереди вереницей огней блеснул главный лагерь, казалось, теперь можно перевести дух, но тревога не унялась — настоящее круто напоминало о себе. В палатках, как вчера и позавчера, грохотали жернова, издали струился едкий запах селитры, — гетманские казаки на отшибе занимались выделкой пороха… Нет, настоящее не радовало, но что сулит будущее?
Первый, кто встретился им в гауптквартире, был граф Пипер. Заведя руки за спину, он вышагивал перед входом.
— Вы, Аксель? Добрый вечер, правильнее сказать — преподлая ночь. — Когда тот принялся докладывать о штурме, Пипер мягко прервал его. — Знаю, дружище, вы действовали выше всяких похвал. — И далеким голосом добавил: — Вам не приходит в голову, что… Александр и Дарий явно перепутали свои роли и скоро все мы станем игрушкой в руках… персидского царя?
— Как ни прискорбно, да, — согласился Гилленкрок. — Но где же… гм… Дарий? В Воронеже, в Москве или в пресловутом Санкт-Петербурге, построенном на месте вашей прекрасной тихой мызы?
— Не напоминайте, прошу вас… Вы о Дарии? Есть достоверные сведения. Он в Азове.
— И с какой целью? Впрочем…
— Увы, дорогой Аксель, помощи ждать неоткуда. Турки и татары, по-видимому, не хуже нас понимают, в какой глубокий мешок мы попали.
— Выжидают?
— Абсолютно в том уверен.
— Крымский хан, однако, настроен весьма решительно.
— А Порта, блистательная Порта? Без нее хан вряд ли выступит. У царя под Азовом крепкий флот, усиленный двумя десятками новых кораблей и фрегатов. Судите сами, выступит ли Порта!
— Неужели… пойдут на попятную?
— Во всяком случае, повременят.
В испарине, усталый, появился главнокомандующий Реншильд, — он в сопровождении Нирота и Хорда прибыл с северо-запада, где надвигались полки Скоропадского.
— Пусть комендант не радуется. Посмотрим, что принесет утро! — отрезал фельдмаршал, выслушав короткий доклад генерал-квартирмейстера. — Да, с вами, кажется, был незадачливый вояка Левенгаупт. Не наделал он в штаны, как осенью, при Лесной? Странно.
Молодые полковники рассмеялись.
— Граф, я возвращаюсь к вчерашнему разговору и убедительно прошу вас доложить его величеству о плане перехода за Днепр, на новые квартиры. Уверен: еще несколько дней, и капкан захлопнется, — прерывисто сказал Гилленкрок.
— Пустое, Аксель.
— Если не произойдет какого-то чуда, боюсь, никто из нас не уцелеет, и наш король станет несчастнейшим из королей… Скажите, господин фельдмаршал, зачем шведской армии ломать зубы о Полтаву?
— До той поры, пока не подоспеет Крассау с поляками, король хочет иметь развлечение, — ответил тот.
— Но… забава слишком дорога, — через силу произнес Гилленкрок, оглядываясь на королевскую ставку.
— Не забывайте о стратегических замыслах короля… Мир с царем Петром будет подписан в Москве, и нигде больше! — главнокомандующий отвесил сердитый полупоклон и удалился в свою палатку.