Только ломаные такты

И вот наступил 1991 год. Начался он смутно – нам сообщили о проведении в СССР так называемой Павловской реформы с обменом денег за трое суток. Мы тогда очень испугались за свои сбережения, не зная, как нам поменяют советские купюры здесь, вдали от Союза. Надеялись на то, что наших денег, хранящихся на сберкнижках, это не затронет, так как доверие к государству по остаточному принципу ещё теплилось в нас. Но были и хорошие новости – по центральному телевидению СССР начали показывать диснеевские «Утиные истории» и «Чипа и Дейла». Это было впервые, чтобы советским детям крутили на таком уровне американские мультики. Июль оказался богатым на события: был распущен Варшавский договор, в телепередаче «Международная панорама» сообщалось о выходе Словении из состава Югославии. Прошла инаугурация Ельцина как президента РСФСР, после чего с новой силой возобновилась дуэль за власть между ним и Горбачёвым.

Июль сменился августом. Скоро снова идти в школу, а так не хочется. 19 августа, обычное августовское утро, но не для моего отца – телефонный звонок прозвенел рано, отчего я мгновенно проснулся, но к телефону первым подошёл папа. «Слушаю, Самойлов у аппарата». Молчание. «Принял, сейчас включу». На кухне зашлёпали домашние тапочки, послышались звуки вещания радио о том, что Горбачёв серьёзно болен и теперь его обязанности президента СССР будет исполнять некий Янаев; уже 2 часа как введено чрезвычайное положение на полгода и образован Государственный комитет по чрезвычайному положению. Что происходит? Снова звонок. Отец снял трубку, но в этот раз быстро собрался и, хлопнув дверью, ушёл. Отличное начало недели, блин. Я уже не смог заснуть, да и солнечный свет слепил так, что все мои попытки спрятаться, укрывшись с головой простынкой и подушкой, были тщетны. Меж тем отец прибыл в штаб полка. Подойдя ближе к помещению дежурного по штабу, он увидел, что по чёрно-белому экрану телевизора запорхали белоснежные девы в грациозном балетном спектакле «Лебединое озеро». Подобное советские граждане видели, когда в СССР хоронили Брежнева, Андропова и Черненко. Нехороший знак… А дежурный, судорожно нажимая на кнопки с обозначением советских телеканалов, получал один и тот же балет:

– Не понял, что за херня…

– Ёлы-палы, да выключи ты его, от этой мелодии меня уже тошнит!

Только начав подниматься по лестнице к своему товарищу в кабинет, отец услышал внезапное сообщение от обезумевшего оперативного дежурного: весь личный состав посадить перед экранами телевизоров, будет передано важное сообщение от правительства. Оперативный орал не переставая, добавляя через каждое слово известное матерное междометие.

– Похоже, что-то в Москве чрезвычайное произошло, – лениво сказал вслух спускающийся вниз офицер, зевнув. В штабе телефоны трезвонили бесперебойно.

– Третья мировая, что ли, началась?

– Да нет вроде.

– Может, катастрофа типа Чернобыля?

Ни то, ни другое. Государственный переворот. Отец всё же добрался до своего товарища:

– Лёш, ты что, телевизор не смотришь? В стране переворот!

– В какой нафиг стране?

– В нашей, ёперный балет!

А разве такое вообще возможно? Наверное, это шутка такая неудачная. Но сегодня вроде не 1 апреля. Нет, это действительно не розыгрыш – пришёл приказ из Главного штаба Западной группы войск о приведении военных частей в боевую готовность с соответствующими рапортами о проведённой работе. Это была большая неожиданность. Сначала даже не было понимания того, что же произошло на самом деле, и, главное, что говорить личному составу. События стали развиваться стремительно. Громкая сирена ревела, солдаты в неведении при полной выкладке ожидали худшего. На плацу спустя время появился политрук, который сообщил, что власть в Москве взяли путчисты и, возможно, понадобится исполнить свой воинский долг – лететь к ним на помощь с оружием в руках. Техника зашумела, загудела. Шум, гам, мат-перемат, БРДМ по плацу разъезжает, начальство в растерянности. А тем временем в нашей квартире, точнее у её порога, звучит голос отца:

– Марин, вставай, в Москве путч! – я резко проснулся от возгласа отца. Когда он успел вернуться?

– Плюрализм, тьфу ты! Теперь вся эта мразь полезет из своих щелей, долго не заставят себя ждать, – я узнал голос папиного сослуживца, который являлся начальником вещевого склада и был известен своими цитируемыми фразами, такими как «Бери больше, кидай дальше, отдыхай, пока летит!», а ещё был любителем баночного пива, которое он, не стесняясь, уже открыл и распивал, плюхнувшись на наш диван.

– Тише! Виталик ещё спит, – тётя Марина накинула на ходу халат, выйдя в прихожую.

– Пап, что случилось? – сонно промолвил я, потирая глаза из-за того, что не выспался.

– Не для твоих ушей разговор, иди погуляй! – давненько я таким отца не видел.