Только море вокруг

Иглин обернулся, глянул в туман и невольно пригнулся, как перед прыжком: чуть правее кормы, близко — рукой подать! — в зыбком белесом мареве с каждым мгновением все отчетливее и рельефнее вырисовывалось какое-то странное, округлой формы темное пятно. Казалось, будто неведомое серо-черное облачко постепенно наплывает на пароход.

— Лодка! — сдавленно вырвалось у Ушеренко. И тут же: — Заряжай! Бронебойным!

— Может, наша?

— Целься! А, черт… — Яков прыгнул к пушке, к замку, но тот уже клацнул под руками Петра, проглотив снаряд, и в следующую секунду туманное месиво бухты вздрогнуло и разорвалось от гулкого грохота пушки. Там, где чернела только что рубка неизвестной субмарины, взметнулось огненно-красное пятно взрыва и почти сразу в левый борт «Коммунара» плеснула тугая волна, вздыбленная носом корабля, впритык промчавшегося мимо кормы. Яков с трудом удержался, чтобы еще раз не рвануть спусковой рычаг орудия.

— Стоп! — вскрикнул он. — Наш…

Оба бросились к самому обрезу, впились руками в холодные, мокрые от тумана релинги. Время остановилось для них, жизнь точно замерла на бесконечную минуту тугой, непередаваемой тишины. И, наконец, в тишине этой донесся сначала глухой удар, а потом громкий, пронзительный, как предсмертный вой, скрежет металла о металл.

— Все, — выдохнул Яков. — Не ушла… — И мгновение спустя с ликующим смехом: — В белый свет, как в копеечку, а? Так, что ли, Петр Иванович?

Иглин не ответил. Грохоча сапогами по железному настилу палубы, к полуюту мчались поднятые с коек неожиданным выстрелом люди.

…Утро пришло необыкновенно яркое, солнечное до рези в глазах. Словно подсеченный гигантским ножом, туман как-то сразу поднялся над водой и растаял в небесной глубине, открыв рейд и стоящие на нем корабли. Кабельтовых в полутора от «Коммунара», ближе к выходу из бухты, собой прикрывая вход в нее, плавно покачивался на мелкой волне тральщик. Видно было, как по палубе его быстро движутся, перебегают с места на место краснофлотцы, как один из них, сидя на подвеске-беседке, выводит кистью большую, заметную издалека цифру «3» вместо недавней двойки.

«Виктор!» — понял Маркевич. — Это он протаранил и потопил подводную лодку.

Стало радостно за друга не меньше, чем за Иглина и Ушеренко, пославших в субмарину снаряд. Еще ночью на пароход приезжал контр-адмирал, командующий базой, и поздравил не только Якова и Петра, но и его, Алексея, хотя он-то к их выстрелу не имел никакого касательства. В ту минуту Маркевич не решился спрашивать, кто протаранил подлодку, а теперь это ясно и так. Захотелось поздравить Виноградова: герой! Но не станешь же выкрикивать поздравления на весь рейд. Ладно, можно будет позднее, на берегу. Все равно Витюк молодец…

А на тральщике будто почувствовали, что коммунаровцы в эту минуту и думают, и говорят о них. Тральщик дал малый ход, начал медленно приближаться к пароходу, и на мостике его появился командир. Когда расстояние между кораблями сократилось до двух — трех десятков метров, Виноградов помахал Маркевичу рукой:

— С добычей, Леша! Где твои орлы?

Алексей не успел ответить; снизу, со спардека, послышался голос Ушеренко:

— Здесь, товарищ капитан-лейтенант! Поздравляем с уловом! Хорошую акулу вы стукнули!

— Вам спасибо, ребята, за помощь! — И серьезнее, без улыбки, Маркевичу: — соображаешь? Звено одной цепочки, о которой я тебе в Мурманске говорил…

Тральщик так же медленно пошел мористее, к выходу из базы. Провожая его глазами, Алексей только сейчас сообразил, что и на этом корабле, и на других, словно бы дремлющих на рейде, боевые расчеты все время находятся на постах. Значит, флот готовится, не зря Виноградов повторил свое недвусмысленное предупреждение… Почему бы иначе фашистская подлодка могла оказаться на базовом рейде? Всплыть внезапно, прикрываясь густым туманом, и кроши торпедами все на свете! А там и десант…

Будто подтверждая эту догадку, с берега просемафорили, чтобы «Коммунар» подтянулся поближе, под защиту зенитных батарей. Там стояли уже два транспорта, подошел и танкер. Стали в кильватер, чтобы удобнее было сниматься с якорей «все вдруг», а значит и следовать конвоем. Не в Архангельск ли, как говорил морагент? Хорошо бы…

* * *

На рассвете прошли траверз Святого Носа. Небо, на счастье покрылось кучевыми облаками, ветер крепчал с норд-оста, поднимая гребешки на волнах, а справа по борту, там, где берег, все выше и выше вздымались белые всплески разрастающегося прибоя. Шли осторожно, прижимаясь поближе к прибрежным мелям, и только корабли охранения время от времени мористее, прислушиваясь гидроакустикой, не стучат ли винты вражеских лодок в морской глубине.

Как и положено на переходе, боевые расчеты несли напряженную вахту возле пушек и пулеметов, и озабоченный младший лейтенант Ушеренко то и дело бегал проверять их то на полубак, то на полуют, то поднимался к пулеметчикам на мостик.

— Так тебе никаких ног не хватит, — пошутил Маркевич.

Но Яков не принял шутку. Подошел, попросил папиросу: на ветру махорочную цигарку сворачивать несподручно. И, жадно затянувшись дымом раз и другой, спросил: