Я закусила губу, чтобы не рассмеяться, и спешно спрятала сумку за спину. Фея внутри нее, кажется, просто закатывалась в беззвучной веселой истерике. По всей видимости, вместо того чтобы спать, огрызаться или мазать друг друга пастой накануне ночью, гражданин поэт и котейшество провели время с иной пользой. Казалось, Евгений просто всю ночь давал мастер-класс, как подкатывать к духовно богатым дамам. Или просто Сигизмунд уже насквозь пропитался этими вайбами.
И ведь сработало же!
– Хорошо, – улыбнулась Ираида, отставила палку в сторону, отряхнула подол юбки от пыли и приглашающе махнула рукой. – На полноценную экскурсию рассчитывать не стоит, но я расскажу вам самое интересное. Чтобы так не получилось, будто вы зря пришли.
И улыбнулась Сигизмунду.
Надо сказать, что в следующие тридцать минут я все сильнее проникалась мыслью о том, что мы выбрали правильное приключение. Потому что обнаружить, что в Заполярье – пусть даже в оранжерее! – можно вырастить кофе или финики… О-о-о, это дорогого стоило. Цвели бегонии, зеленели агавы, демонстрировали свои толстые бочки суккуленты, Ираида улыбалась Сигизмунду, Сигизмунд показывал мне за спиной кулак, Евгений тайком искал легендарный синестрельчатый мох, фея тихонько похрапывала в сумке, а Карл выпирал из-под футболки.
То есть все мирно шло своим чередом, пока вдруг оранжерею не огласил дикий вопль.
Орал Евгений. Склонился над альпийской горкой вопросительным знаком и демонстрировал силу легких.
Делал он это с чувством, с экспрессией, с широтой диапазона, которой посоветовал бы любой оперный певец. Или даже певица: я бы раньше, например, не заподозрила господина поэта в умении брать столь высокие ноты.
Были в его вопле и удивление, и возмущение, и боль, и ужас. Идеальная палитра эмоций для персонажа хоррора, на которого напрыгнуло неведомое чудовище и грозится порвать жертву на лоскуточки. А ведь жизнь еще толком не прожита, дела не сделаны, Нобелевская премия не в кармане, любимая девушка не сказала «да».
На осмысление всего этого у меня ушло секунды три.
Потом я обернулась к Сигизмунду с Ираидой и увидела остекленевшие от ужаса глаза: кто-то все еще пребывал в ступоре. Фея и Карл тоже носа наружу не казали, так что я снова посмотрела на Евгения и даже шагнула к нему, чтобы разобраться, что же именно случилось.
И тут он вскочил и взмахнул рукой.
Рука взметнулась вверх и сбила шляпу с головы самого же поэта, воздух прочертила очередь рубиновых капель, альпийская горка горестно «вздохнула» и принялась разваливаться. Блеснуло что-то металлическое. Евгений прервался на мгновение, чтобы вдохнуть еще немного воздуха, и продолжил художественный вопль. А шляпа, кувыркаясь в воздухе, полетела в нашу сторону и приземлилась в аккурат на макушку Сигизмунду.
В этот момент тихий шок у Ираиды закончился, и она, видимо, решила не пропускать общее веселье. Потому что дико заверещала, подхватила юбку за подол и подняла ее над головой, отгораживаясь от этого жестокого мира.
Под юбкой у Ираиды обнаружились резиновые сапоги, поддельные спортивные штаны марки «Абибас» и гладкий живот с проколотым пупком. В качестве пирсинга выступало платиновое колечко с листочками конопли. Изумрудными. Хоть я и не гном, но драгоценные металлы и камни от бижутерии на раз-два отличаю.
Я уважительно присвистнула. Сколько же секретов и образов таит эта самая Ираида, вот ведь тихий омут с набором чертей. Захотелось даже познакомиться с ней поближе. После того как разберусь с возвращением магии. А что? Люблю сюжетно одаренных людей.
Меж тем стоило Ираиде скрыться за подолом собственной юбки, как Евгений, не переставая орать, скинул с плеча рюкзак и принялся что-то спешно запихивать туда свободной рукой. А несвободная, поднятая над головой… О-о-о, вот тут я разглядела наконец, что именно случилось. На пальце у поэта висела маленькая, но, судя по всему, очень грозная мышеловка. Кровь хлестала из раны, заливая серебристую рубашку и превращая героя романтического в героя трагического.
– Погиб поэт, невольник чести, – сообщила я в пространство, а потом подошла к Ираиде и подергала ее за юбку. – Скажите, пожалуйста, у вас тут есть аптечка? А то у нас раненый.
Через полчаса мы сидели в служебном помещении за оранжереей, пили чай с травами и задумчиво переглядывались.
Ираида вздыхала и смотрела на Сигизмунда.
Сигизмунд кидал на меня укоризненные взгляды, мол, и что мне с ней теперь делать?
Я не спускала глаз с сумки, из которой то и дело пыталась нелегально десантироваться фея. Заметила, видите ли, полку с загадочными настойками и рвалась снять пробу, несмотря на присутствие людей. А я резонно не верила, что у нее получится сыграть в режиме «полный стелс», поэтому идею не одобряла.
А Евгений сверлил огненным взором собственный палец. Уже освобожденный от жестоких челюстей мышеловки, обработанный перекисью, щедро намазанный пантенолом и заклеенный пластырем. Несмотря на все эти реабилитационные мероприятия, палец сохранил отчетливо синий цвет и не слишком здоровую пухлость, а поэт впал в трагическое амплуа.