Только не дворецкий. Золотой век британского детектива

— Наверняка вы о нем слышали, — уверял доктор. — Его имя не сходило с газетных страниц еще задолго до этой злосчастной истории. «Миллионер и мистик» — так, кажется, его называли. И почему эти богатеи так бездарно спускают деньги? Тот же Джервисон: побывал на Востоке, ударился там в эзотерику, вернулся и принялся докучать всем и каждому своими йогами и Махатмами. Вскоре даже самые терпеливые из родных и друзей перестали его приглашать. Тогда он едет в Юбери, собирает каких-то мутных индусов и объявляет, что у них теперь «Община просветленных». Завел даже почтовую бумагу темнозеленого цвета с этой надписью. В Юбери наш миллионер ел орехи, практиковал автоматическое письмо и производил всевозможные мистические опыты, пока газетчики не стали кружить вокруг него, как мухи, — от них ведь не спрячешься, где ни поселись. Тогда он взял — и умер.

— И снова попал в газеты… Что ж, этой славы удостоимся мы все — кто раньше, кто позже. И если бы некоторые так с этим не спешили, наша с вами работа в «Абсолютной гарантии» была бы гораздо проще… Да, кстати, я-то тут зачем понадобился? Миллионер, должно быть, подавился каким-нибудь бразильским орехом. Убийство, самоубийство — ни о чем подобном и речи нет, верно?

— Вот тут начинается самое непонятное. Умер он внезапно. От голода.

— Вы, должно быть, нарочно хотите, чтобы я вам не поверил. Я не медик, но здравый смысл мне подсказывает, что здесь какой-то подвох. Но расскажите все по порядку. Сами вы встречались с покойным?

— Ни разу до того дня, когда он явился ко мне на осмотр: хотел застраховаться. Я теперь локти себе кусаю, потому что он мне тогда показался здоровяком, каких мало. Ему было всего пятьдесят три, а ведь не секрет, что иногда эти помешанные на восточных диетах бьют все рекорды долголетия. Он даже имел наглость потребовать специальной скидки со страхового взноса. Аргументировал он это тем, что вот-вот разгадает тайну бессмертия — а значит, уплаченная им сумма останется в бессрочном распоряжении компании. И вдруг отправить себя на тот свет, отказавшись жевать свое месиво… Признаюсь, я скорее сам бы умер с голоду, чем притронулся к той дряни, которой он себя пичкал. Но он-то ел, и притом с аппетитом!

— Так что же, он был совершенно здоров? И с головой все в порядке?

— Хм… на нервы он жаловался; я устроил ему проверку, и, сказать по совести, нервы у него вправду никуда не годились. Видите ли, нервных мы приглашаем подняться на крышу здания нашей фирмы — смотрим, не испугаются ли. У этого просто душа ушла в пятки; казалось, его и под дулом пистолета не заставишь глянуть вниз. И все же знаете, если бы ко мне явился какой-нибудь родственник Джервисона и потребовал признать его душевнобольным, я бы, пожалуй, не удивился — но заключения бы не подписал. В Колни Хэтч[69] ему делать было нечего; в этом я могу поклясться хоть перед советом директоров.

— Итак, он уехал в глушь и внезапно умер от голода… Какие-нибудь подробности вам известны?

— Произошло, собственно, вот что: он затворился дней на десять в своей «лаборатории». Сам я ее не видел, но, как мне объяснили, раньше это был не то гимнастический зал, не то крытый теннисный корт. Никто ничего не заподозрил — Джервисон так делал каждый раз, когда ему взбредало в голову провести очередной эксперимент. Запирался изнутри и не велел тревожить себя ни под каким предлогом. Воображал, наверное, что его астральное тело странствует в горах Тибета. Удивительно здесь другое: мне рассказали, что Джервисон взял с собой двухнедельный запас пищи. А на десятый день его находят мертвым в постели. Тамошний доктор, которому довелось служить на Востоке в голодных районах, заявил, что это классический случай истощения — типичнее не бывает.

— А пища?

— Пища осталась нетронутой… А вот и Уэстбери. Здесь нас должна ждать машина. Я не предупредил доктора Мэйхью, что приеду не один. Как мне о вас сообщить?

— Скажите, что я представитель компании. Обычно это располагает к доверию. Глядите-ка, вон какой-то черный на перроне.

— Должно быть, шофер. Нет-нет, спасибо, мы без вещей… Доброе утро! Вы не из Юбери? Я доктор Симмондс. Доктор Мэйхью, наверное, ждет нас? Снаружи, говорите? Отлично… Идемте, Бредон!

Доктор Мэйхью, маленький и круглолицый, весь лучился радушием и казался напрочь лишенным подозрительности. Он был из тех сельских докторов, что томятся от отсутствия общества и ни за что не осмотрят больного, пока не выспросят его обо всем и не выложат все местные новости. О трагическом происшествии он отзывался даже с большим цинизмом, чем сам доктор Симмондс.