Только не дворецкий. Золотой век британского детектива

Индус поклонился и вышел — как будто бы с неохотой, отметил про себя Бредон. Теперь он собирался тщательно осмотреть помещение: было что-то в обстановке этой комнаты, что настораживало его. Дверной замок? Нет, не похоже было, чтобы его трогали. Разве что у кого-то был второй ключ… Стены? Но кто станет делать потайные двери в теннисном корте… Окна? Их нет, только эти щели под самым потолком, в стенках фонаря, футах в сорока над землей и ровно такой ширины, чтобы человек мог просунуть руку — не больше. Черт возьми, десять дней он пробыл здесь один и не притронулся к пище, не попытался выбраться… Рядом с кроватью лежал даже блокнот с бумагой и карандашом на веревочке; пророк хотел записать свои откровения, когда проснется, догадался Бредон. Однако на верхней странице лежала пыль, а покойный не оставил ни строчки. Может быть, все-таки безумие? Или прав индус в своей догадке? А может быть, даже… ведь кто не слыхал о том, какие странные вещи проделывают эти восточные фокусники? Неужели четверым «просветленным» удалось похозяйничать в комнате, не проникая в нее?

Но тут Бредон заметил на полу что-то интересное, так что Симмондс и маленький доктор, возвратившись, застали его стоящим на четвереньках у кровати; когда он обернулся, лицо его было серьезным и сосредоточенным, но в глазах блестел огонек предвкушения близкой победы.

— До чего же вы долго! — с упреком произнес Бред он.

— Да ведь тут такую тревогу подняли! — воскликнул Симмондс. — Явились ваши приятели из полиции, и всю общину только что увезла «черная мария» — она как раз им под цвет. Оказывается, в Чикаго они уже успели прославиться. Но хоть убейте, я ума не приложу, что полиция сможет предъявить им по этому делу. Наш «пророк» сам уморил себя голодом. Только не надо мне говорить о наркотиках, Бредон, они тут совершенно ни при чем.

— И все-таки это убийство, — весело ответил Бредон. — Взгляните-ка! — И он указал на блестящие полосы, прочерченные по линолеуму колесиками кровати. — Видите эти следы? Они не доходят до того места, где стоит кровать, а обрываются двумя дюймами раньше. А это означает убийство, и притом дьявольски изобретательное. Формально полиция вряд ли сможет что-нибудь доказать. Но одного наши просветленные братья не учли: если в преступлении замешаны четверо, кто-то один обязательно даст слабину на допросе и выдаст всех остальных. Я вот о чем подумал, доктор Мэйхью: когда ваш приятель Энстон уезжал отсюда, он забрал движимое имущество? Например, инвентарь из гимнастического зала?

— Продал все, до последнего гвоздя. Ему нужно было выручить как можно больше, а община в такие мелочи не вникала. Знаете, за домом есть что-то вроде сарая, где Энстон держал всякую всячину; я ни капли не удивлюсь, если там найдутся и брусья, и все остальное. Вы что, решили позаниматься гимнастикой? А то я бы предложил сперва пообедать.

— Просто мне вдруг захотелось взглянуть на инвентарь, вот и все. А потом, как вы и предложили, обед.

Гипотеза доктора Мэйхью полностью подтвердилась. Сарай позади дома был доверху завален спортивным хламом. Гимнастический конь всем видом выражал немой упрек за то, что его так долго не забирают с пастбища; еще блестели отполированные юными ладонями брусья; горизонтальная лестница, сложенная втрое, втиснулась под немыслимым утлом, а пол покрывало хитросплетение колец и канатов. Бредон взял наугад один из канатов и вытащил на свет.

— Смотрите, — сказал он, проведя по нему ладонью, — канат разлохмачен по всей длине. Не оттого, что по нему лазали мальчишки — они надевают спортивные тапочки. К тому же видно, что этим потертостям всего день или два. Да, вот как они это сделали; наверное, стоит сказать полиции… Компания останется в убытке, это факт; я, правда, не знаю, на что теперь можно употребить страховку — разве что выстроить мавзолей в память об общине. Нет больше никакой общины, доктор Мэйхью.

— Вы должны его извинить, — произнес доктор Симмондс. — Иногда с ним это бывает. Стыдно признаться, Бредон, но я не вполне поспеваю за ходом ваших мыслей. Как им удалось прикончить Джервисона, если он сидел, закрывшись на ключ, в своем гимнастическом зале? Чтобы уморить человека голодом, нужно или запереть его без еды, или держать силой, не давая до нее добраться.

— Вы ошибаетесь, — возразил Бредон. — Способов сколько угодно. Можно отравить еду и сказать, что она отравлена. Но это не наш случай — я пробовал молоко, которое покойный оставил нетронутым, и, однако, я жив. И потом, человек, изнемогающий от голода, все равно предпочел бы рискнуть. Теоретически можно внушить человеку под гипнозом, что еды рядом нет, а то, что он видит, — вовсе не еда. Но это все теория, а в жизни никто не слыхал, чтобы преступления совершались таким способом. Нет, на момент смерти Джервисона у индусов было надежное алиби.

— Вы хотите сказать, они уморили его где-то еще, а тело принесли сюда уже после?