Только никому не говори. Сборник

Она поглядела на него очень и очень странно. Взялась за узкий черный шарф на шее, затеребила, потянула за концы, точно… точно там, в окне, там было какое-то движение, да, да… кошмар! Саня схватил ее за руки, встряхнул.

— Ты… что? Ты что делаешь?

— А что? — прошептала она со страхом. — Ты тоже с приветом?

— Тоже? А кто еще?.. Девочка, я тебя умоляю. Почему ты не вошла в дом?

Опять этот странный взгляд, страх.

— Тебя кто-то напугал? Ну что же ты молчишь?

— Выпусти руки, — прошипела Настя, — или я заору.

Выпустил, закурил, у самого пальцы дрожат. Она вскочила, но не ушла, встала напротив.

— У тебя припадки, наследник?

— Извини. Мне показалось… этот шарф… как удавка на шее.

Она засмеялась — нехороший смех, неестественный.

— Удавка на шее — это хорошо, мне нравится. А тебе?

— Ну скажи хотя бы, что ты слышала… а может, и видела в окне?

— В каком окне? — Настя, к его удивлению, вспыхнула; очевидно, прекрасный «дар смущения» — нынче «предрассудок» — в ней до конца не атрофировался и очень украсил юное лицо.

— В том самом… — пробормотал Саня.

— Ты что, уже тогда за мной шпионил?

— Ты сама сказала про голос из форточки.

— А, у хозяйки, — она заметно успокоилась. — Ничего не знаю, я и внимания не обратила.

— Голос Майи Васильевны?

— Наверно. Такой глухой… замогильный. Что-то бессвязное, обрывок. Про красную шапочку. Или про белую?.. Она помешана на своих куклах.

— Кто?

— Старуха.

— Ну, вспомни, вспомни.

— Говорю же, не обратила внимания… — Настя сосредоточилась. — Кажется, так: «Белая рубашечка, красный чепчик в каком-то покое».

— В каком?

— Не расслышала, — Настя пожала плечами.

— Куклы, — произнес он задумчиво. — Но ведь принцессы в коронах.

— А у нее и Красная Шапочка с Волком есть. Тоже в чулане. Ей муж из Рима привез, такой же, видно, был… зануда. Да если б мне из-за «бугра» приволокли волка…

— Настю, не притворяйся. Ну что за пошлый стиль: казаться хуже, чем ты есть. Все любят такие бесценные пустячки. Любят любовь, правда?

— Ладно, ты меня притомил.

— Пошли домой?

— Я еще… пройдусь.

* * *

После обеда у тетки в комнате (Саня внес свою лепту за октябрь — помимо стипендии подрабатывал рецензированием рукописей в издательстве — Майя Васильевна, покапризничав, приняла) он спросил:

— Тетя Май, а можно мне в чулан?

— В чулан? — удивилась тетка. — Ты хочешь жить в чулане?

— Нет, посмотреть. У вас такие вещицы занятные.

— А, с удовольствием покажу.

Изящная светловолосая Шапочка, Волк угрюм, несчастен и голоден. Кот в блестящих сапогах, Баба Яга, оловянные солдатики… Может быть, вчера приходил покупатель? Покупательница? Такие штучки сейчас в цене.

— Почему вы их здесь храните?

— У меня сломалась полочка. Помнишь над комодом? Не помнишь?.. Починить — пара пустяков, а этот долдон Анатоль никак не соберется. Пришлось пока…

— А вы не хотите их продать?

— Саня! — голос тетки фанатично зазвенел. — Я завещала дом тебе при единственном условии: все оставить как есть, ничего не продавать. Андрей Леонтьевич и я…

Она соскользнула на привычную колею, он озирался рассеянно: что-то изменилось на полках с ночи, то ли переставлено, то ли убрано. Не пойму, не помню. Зашел за шелковую ширму, взглянул в дырочку: тетя Май разглагольствует, а глаза отсутствующие… Сел на вместительный сундук, обитый кованным железом, на что-то… вытащил из-под себя… о, зажигалка. Японская. Взметнулось крошечное пламя. А что если труп спрятан…

— Тетя Май, а что у вас в сундуке?

— Чтоб ни было, все будет твое.

— А можно посмотреть?

— Дождись моей смерти… — она вдруг покачнулась, приказала сдавленно: — Нитроглицерин, скорее, на комоде.

Он метнулся… туда-сюда… Майя Васильевна проглотила две таблетки, показала жестом: открывай, мол, не заперто. Открыл: скопище престарелой обуви, в котором он добросовестно порылся…

— Пойду прилягу, — сказала тетка.

Он вывел ее из чулана, поглядел, как она запирает дверь, прячет ключ в карман ситцевого «рабочего» халата… проводил в комнату, уложил на кровать. Как странно чередуются в ней вспышки энергии с полным изнеможением. Однако отметил, ничто в ее облике сейчас не тревожит меня, не пугает.

— Тетя Май, а Андрей Леонтьевич курил?

— Никогда. Он говорил…

— А в доме кто-нибудь курит?

— Официально никто. Таково мое требование. Но — покуривают. От Анатоля вообще трудно ожидать порядка. Володя, отдаю должное, выходит в сад. И еще у меня есть подозрение…

— Какое?

— Кто-то из девиц. В их комнате пахнет табаком. Но: не пойман — не вор.

— Отдыхайте, не буду вам мешать.

Саня постоял в полутьме коридора. «Я буду ждать». Зашел «к себе» в кабинет — побриться, с утра не успел… Снег еще не растаял, яблони сказочно застыли в неподвижном предзимнем ожиданье, Анатоль у сарая… Пойти побеседовать? Да, соберу по возможности сведения перед разговором с ней.

— Покурим? — Саня достал из наброшенной на плечи куртки пачку «столичных» и зажигалку из чулана.

— Можно. — Анатоль прислонил лопату, которую точил, к стенке сарая, вытер руки о фуфайку, вытянул сигарету… а пальцы ходуном ходят. — Ишь ты, зажигалочка, — голос равнодушный, мертвенный.

— У тети Май нашел. Не ваша?

— Скажете тоже. Где нашли?

— В чулане.