Только правда и ничего кроме вымысла

За годы постоянной конкуренции и вынужденных уступок Джорджи добилась лишь гонорара в двадцать тысяч долларов за серию «Оксаны». Однажды она попыталась купить ранчо в Лорел-Каньон, однако кредитный инспектор в «Чейс» отказал в ипотеке, заметив мельком, что исполнители второстепенных ролей в большинстве телесериалов меняются как перчатки. Джорджи сидела в арендованном «Приусе», сгорая от стыда, унижения и ярости. «Почему к одним деньги липнут, а других оставляют ни с чем?» – думала она. Джорджи читала о разрыве Керри в таблоидах и даже видела на сайте памплонской Diario de Navarra, как Моранте вручил Рене Зеллвегер бычье ухо[17]. Она спросила Керри, действительно ли между ним и Зеллвегер все кончено, и его рана снова закровоточила.

– Старейшины навахо соединили наши души, Рене и мою. Когда мы расстались, из меня будто выдрали кусок мяса. Я боялся, что рана никогда не заживет. Но недавно, Джорджи, она стала затягиваться. Целостность возвращается.

– Целостность?

– Да. Знаешь, как я узнал?

– Расскажи.

– Гуру Вишванатан научил меня видеть ауру.

– Ничего себе!

– Да. После ухода Рене краски исчезли, аура стала грязно-серой. Злой дух поселился рядом со мной, старуха с засаленными волосами и пожелтевшим лицом приходила ко мне во сне и, склонившись, высасывала краски из моей души. Я просыпался с криком. Теперь это прекратилось. Догадываешься когда?

– Когда, Джим?

– Когда я увидел тебя.

Джорджи догадывалась, что ей в руки приплыла богатая влиятельная знаменитость, жаждущая любви. Жаждущая веры. В Натчеза Гашью. Во всю эту фрейдовскую путаницу, ошибочно показавшуюся судьбой. Во что угодно добрее хаоса. И, всматриваясь в глаза своей матери на лице Джорджи, Керри благоговел перед истинным великодушием Создателя, который через местных провайдеров кабельного телевидения не только показал, но и вручил ему ее.

– Рене, – сказал он Джорджи, – была лишь подготовкой к настоящей любви, такой близкой и осязаемой.

И Джорджи – к ее позднейшим сожалениям – поспешила закрепить сделку.

– Ты видишь сейчас свою ауру? – спросила она.

– Ну, ее цвет зависит от…

– Я ее вижу.

– Что?

– Я вижу золотое сияние.

И, несмотря на его последующие прегрешения, тогда именно Джорджи первой потянулась его поцеловать. Ее собственное чудо тоже казалось близким и осязаемым: автобус «Грейхаунд», увозивший ее из бездонного вакуума Айовы, наконец-то прибыл в долгожданный пункт назначения.

– Пойдем наверх? – спросил Керри.

Она кивнула. Они поднялись в спальню. Неторопливый монтаж сексуального единения словно подчеркивает, что эта любовь не такая, как все прочие. Танец жаждущих тел, шепот невыполнимых обещаний. Отблески молнии пляшут на картине сусального золота над кроватью. Православная икона Девы Марии: дитя Иисус-суперзвезда припал к груди матери. Эту икону подарили парни, похожие на киллеров, во время российской премьеры «Брюса Всемогущего». Керри смотрит в глаза Джорджи – глаза своей матери, сосет ее грудь, грудь своей матери, движется внутри этого почти незнакомого человека, словно пытаясь с каждым толчком вернуться в материнскую утробу.

– Возьми меня, папочка, – мурлычет Джорджи.

Через полгода они навсегда скрепили свои кармические отношения во время меланезийского обряда дома у Келси Грэммера на холмах Малибу.

Над головами кружили вертолеты папарацци, которые TMZ купил у морской пехоты, а потому все еще окрашенные в черный цвет. Свидетелем жениха стал Николас Кейдж. Ради такого дела он бросил съемки «Опасного Бангкока». Каскадер Кейджа работал с первым мужем Джорджи над «Тройным форсажем» и рассказал об их разводе – отравленном протеиновом порошке и краже «Мазды Миаты». Кейдж поделился своими опасениями за несколько дней до свадьбы, когда они с Керри устроили в доме Кейджа в Бель-Эйр небольшой спарринг по бразильскому джиу-джитсу.

В лучах заходящего солнца, в додзё, покрытом черным песком, они кружили в одних плавках рядом с мастодонтами, которых Кейдж приобрел на монгольских аукционах. Керри недоумевал, почему они всегда борются в сумерках. Неужели события в их жизни лишь сцена, которой требуются декорации? Или расставленные повсюду ловушки образов? Сквозь ребра скелетов падали малиновые лучи, раскрашивая лицо Кейджа полосками тени и света. Довольный визуальным эффектом, Кейдж решился на разговор.

– Я переживаю, Джимбо. Говорю тебе, брось эту затею. Ходит немало историй о ее прошлом. Говорят про угнанную тачку. Говорят про крысиный яд.

Джорджи уже рассказала Керри свою версию.

– Ее бывший муж все врет.

– Даже у мамбы есть своя правда.

– Лумумбы?

– Мамбы. Это большая змея. Слушай, я думаю, что боль после разрыва с Рене толкнула тебя к пиранье, и ничем хорошим это не закончится.

– Джорджи избавила меня от страданий.

– Цианид тоже так может.