Керри бросился на Кейджа: он был выше, за счет чего обладал неким преимуществом в единоборствах. Кейдж боролся нечестно. Он вцепился Керри в глаза с криком, что охотно поможет ему ослепнуть, если тот так этого жаждет. Керри отцепил руки Кейджа от глаз; Кейдж попытался вывернуться из рук Керри. Борьба тел превратилась в борьбу пальцев: большой палец Кейджа, необыкновенно массивный от рождения, взял верх над мизинцем Керри: у основания раздался щелчок. Керри взвыл от боли и швырнул Кейджа на землю. Они боролись до тех пор, пока их потные тела не покрылись слоем черного песка и оба не стали похожи на туземных демонов, а не актеров-миллионеров. Наконец Кейдж схитрил. Он вздохнул, расслабился, притворился, что сдается. Когда Керри потерял бдительность, Кейдж засветил ему локтем по голове и рассек бровь.
– Ты обманул меня!
– Да открой же глаза! Я в ответе за тебя, Джимбо. На этой свалке надежд, которую мы называем домом… На обгаженном лугу буржуазной фантазии. В братской могиле потребительских желаний. Неоновая морковка маячит перед носом…
– Ты про что? – Керри взглянул из-под опухшего века.
– Про славу, дурачок. Про «железную деву» публичности. Про подлинное «я» – стоит ему показаться, и его тут же закуют в испанский сапожок. Что, если она просто использует тебя? Я говорю тебе то, что слышал. Она пиранья. Чуть что не по ней, вцепится тебе в глотку.
– Я люблю ее.
– В тебе говорит дофамин.
– Я чувствую это в душе, Ник, там, куда нас вел Натчез. Я ощущаю удивительное спокойствие. Рене была одной из нас. Все одобрили. А теперь она с доном Альфонсо. Ну и какой в этом смысл? Мы все хотим любви и внимания.
Кейдж сделал паузу, оценивая, насколько эффектно огненный закат и тень мастодонта рассекают его лицо, и сказал:
– Каждого из нас мучает первобытная боль. Древние люди, которых сожрали злобные звери? Они все еще стонут внутри нас. Ты не думал, зачем мы бьемся тут среди старых черепков? Из тщеславия? От скуки? Чтобы покрасоваться? Не угадал! В моем тенистом додзё с черным песком мы тренируем древнюю магическую силу! Я просто хочу быть уверен, что ты в безопасности и что ввязываешься в это осознанно.
– Зря ты так, – вздохнул Керри. – Мы с Джорджи видим души друг друга.
Кейджу пришлось сделать хорошую мину при плохой игре. Он поцеловал Керри в щеку, сам не до конца понимая, что это – благословение или прощание.
Спустя несколько дней в доме Келси Грэммера состоялся меланезийский свадебный обряд. Кейдж стоял рядом с Керри, у жениха были заплывший глаз и шина на руке.
Джейн, дочь Керри от первого брака с Мелиссой, наблюдала за происходящим из первого ряда. Джейн – истинное дитя Голливуда: уже в семь лет на церемонии в Китайском театре Граумана, когда отец захватил ее ладошки и сунул вместе со своими в прямоугольник с цементом, она расплывалась в очаровательной улыбке перед камерами. Став старше, Джейн не теряла трезвости – в отличие от большинства окружающих. В своем дневнике она написала о гравитационном поле знаменитости:
Джейн понимала, какую цену платит отец. Раздутое эго. Постоянный страх отвержения. С каждым успехом планка поднимается. Сейчас Джейн ждала ребенка и, возможно, поэтому смотрела в будущее с надеждой. Она желала отцу настоящего вечного счастья с Джорджи.
Та была одинокой невестой.
Ее отец умер; мать отказалась, сославшись на болезнь. Братья и сестры тоже не приехали. Единственными гостями стали «сталинские девушки». Пришла сама Оксана, которую играла Кэприс Уайлдер, юная подруга топ-менеджера мыльной компании из Гринвича. Кэприс приехала в Лос-Анджелес после 11 сентября с небольшими отступными и твердой решимостью умереть знаменитой. Пришла Ольга, верная соратница Оксаны, которую убрали из сценария по результатам опроса на MySpace. Люнестра дель Монте, исполнявшая эту роль, позднее уверяла окружающих, что на самом деле была кремлевским агентом. И наконец, младшая дочь Сталина, которую сыграла Кейси Мэй, бывшая королева Memphis River, лишившаяся короны за съемки гонзо-порнографии под псевдонимом Форд Эксплорер.
Молодоженов осыпали лепестками гибискуса, райские птицы чирикали в золотых клетках, и пел хор меланезийских сирот. Керри рассказывал журналу Us о своем безмерном счастье, когда рука Джорджи развернула его голову, чтобы в поцелуе новобрачных камеры запечатлели нежность без синяков.
Все гости, кроме одного, верили, что у них все получится.