Жуткое гигантское чудовище внезапно выскочило из-за спины. Королева гиен – не клыки, а ножи для стейка, демонический взгляд, реалистичный настолько, что Керри намочил комбинезон. Гиены пировали на бедном Родни, и чем громче они гоготали, тем сильнее нарастала печаль, пока наконец не хлынула, как разлившаяся в паводке река, на руины, отделяющие переживания в павильоне и мир за его пределами.
Гиены постепенно исчезли.
Носорожья форма Родни лежала в траве, истекая кровью. Дыхание участилось, взгляд больших выпученных глаз изо всех сил цеплялся за жизнь.
– Родни, – прошептал Керри, поглаживая кусок пенопласта, который считал телом своего друга.
Звуки собственного голоса вернули его на много лет назад, в палату больницы Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, где лежал Дэнджерфилд, жадно глотая воздух так же, как и сейчас. Керри наклонился и подарил другу последнюю шутку:
– Не волнуйся, Родни, я расскажу всем, что ты и в самом деле гей. Общество больше не осуждает такие вещи.
Аппараты загудели, прибежал медперсонал. Дэнджерфилд зашевелил губами: хотел что-то сказать, но не смог.
Носорог Родни сомкнул веки.
Его туловище растворилось.
Звуковая дорожка постепенно затухла.
Шелест травы исчез, остался лишь чистый гул кондиционера.
– Где Родни? – возмутился Керри. – Верните его.
– Нельзя. – В ухе прозвучал голос, похожий на собственный.
– Верните его, или я не буду сниматься.
– Он умер, – холодно отчеканил голос.
– Верни Родни!
– На этом все, – сказал Лонштейн. – Огромная потеря.
– Не-е-т!
– Джим, это гениально.
– Я требую вернуть Родни.
– Он ушел, – повторил голос в ухе. – Он не вернется.
– Тогда я тоже ухожу.
Керри потянул за камеры на шлеме, по сто тысяч долларов за прототип. Отодрав, он бросил их на землю, растоптал на мелкие кусочки, прыгая по пластиковому мусору и проводке, как ребенок по замку лего.
– Верните Родни. – Керри постучал по очкам. – Я хочу его увидеть.
Стук отразился на других камерах.
– Эти я тоже испорчу!
Камеры зажужжали совсем рядом.
– Я тебе не обезьяна, – произнес голос в наушнике откуда-то из глубины, настолько пугающий своей правдой, что Керри изменил фразу. – Я не марионетка!
– Держи себя в руках, – сказал другой голос, принадлежащий Элу Спилману II.
– У меня все под контролем.
– Ты ведешь себя как псих.
Зря он подлил масла в огонь.
Керри вскочил и потянулся к камерам оснастки, кластерной технологии стоимостью десять миллионов долларов, защищенной законом больше, чем он сам.
Двери павильона распахнулись.
Вошли Винк и Эл, Лэнни и Лала, а за ними Сэтчел Леблан с шампанским в хрустальных бокалах на серебряном подносе.
– Что, б, происходит?
– Поднимем за тебя бокалы.
– Почему?
– Хороший улов, – объяснил Лонштейн. – Мало кому удавалось загрузить так много и так быстро. Инженеры получили все необходимое для бегемотов. И для всех сиквелов.
– Сиквелов?
– Если вы согласитесь.
– С какой стати я должен соглашаться?
– Потому что квантовые компьютеры – это чума! – сказал Лонштейн с жалкой попыткой изобразить пируэт Маски.
– Офигеть, – пробормотал Керри.
– И потому, что мы сможем направлять вас, – сказала Лала. – Этот фильм только начало, нас ждет еще множество проектов.
– Я не хочу, чтобы меня направляли.
– Джимми, выбор – это иллюзия, – сказал Винк. – Все и так уже ясно. Это предложение, возможно, самый правильный выбор в жизни. Он обеспечит тебе вечное процветание. Будешь первым актером, свободным от пут времени.
– Искусственный интеллект принимает лучшие решения, чем тысяча гениев в аналитическом центре, – сказал Эл. – А счастье и успех? Все сводится к принятию решений.
– Texas Pacific Group хочет вам помочь, – сказала Лала. – Мы направим ваш бренд туда, где он будет регулярно приносить доход.
Павильон вдруг заполнился образами потенциального Джима Керри, навечно тридцатипятилетнего, гораздо более счастливого, свежего и привлекательного, чем настоящий Джим Керри. Он изумленно смотрел на свои цифровые сущности. Вот он плавает на яхте около Нантакета с Опрой, Томом Хэнксом и Обамами. Все они молоды, все смеются над шуткой, которую он только что отпустил. Играет в сенсорный футбол с молодыми Бобби и Джеком Кеннеди в Хианнисе, забивает гол «ножницами» в финале Кубка мира, плавает с косатками у Мауи, главная самка выпрыгивает из воды и парит над его головой. Керри протягивает руку и гладит ее нежное брюхо, как в «Освободите Вилли». Последний образ затмил собой остальные: павильон стал Афинами, терраса горной виллы выходит на идеально восстановленный Парфенон. Керри увидел свое параллельное «я» в свободно ниспадающей тоге. Лучи древнего солнца из его подтянутого живота сияют мощью тысяч энергетических сфер Атлантиды.
– Парфенон великолепен.
– Джим Керри возместит весь ущерб, – сказал Эл. – Пассивный доход, приятель.
– Историческая сделка, – добавил Винк. – Деньги потекут рекой. И это еще не всё.
Павильон превратился в будущую церемонию «Оскара». Керри сидит в зале, Дэниел Дэй-Льюис на сцене распечатывает толстый конверт и объявляет, что премия за лучшую мужскую роль присуждается…
«Говнюки», – подумал Керри.
Осязаемо реальная картинка.