Только правда и ничего кроме вымысла

И замер в предвкушении ответа. Зрачки животного расширились, носорог хрюкнул, раздул ноздри и пошел в атаку. Керри побежал вниз, к задним воротам особняка у пляжа, перепрыгнул через них и упал в живую изгородь. Разъяренный носорог вонзил рог между стальными столбиками ворот и застрял. Зверь попытался высвободиться, но сталь глубоко врезалась в его кожу. Носорог вопил, как сломанный казу, и в этих кошмарных звуках не было ничего человеческого. Суперстрайдеры двигались по шоссе, обстреливая особняки на берегу океана, и от тепловых волн появлялись миражи.

Из фрагментов человеческой истории на YouTube и Netflix Керри извлек одно-единственное правило: если дело дрянь, беги и не оглядывайся. Керри помчался вниз к пляжу, обдумывая на ходу планы спасения. Но он был в раю для богачей: ни моторных лодок, ни парусников, только доски для серфинга и шезлонги, спокойный отдых по-американски, практически вечный покой.

Затем в мерцании малинового света Керри увидел надувную лодку, на которой Траволта со своими людьми приплыл из Санта-Моники. Керри бросился вниз по скользкому после отлива песку, толкнул лодку к воде. Привкус крови на губах, стоны и хрипы складывались в слова молитвы, которая рвалась с губ легко, как в детстве. Убийцы уже шли по пляжу, малиновая смерть лилась потоком на воду, когда лодка ударилась о воду и Керри дернул пусковой шнур.

Глухо.

Еще раз – в отчаянии. Глухо.

Обернувшись, Керри увидел эскадроны смерти. Некоторые пританцовывали от удовольствия, трясли от смеха сверкающими металлическими клювами. Другие остановили свои экзоскелеты над грудой обугленных тел, выскользнули из пилотских капсул, чтобы полакомиться человеческим барбекю и показать восхищенным зрителям дома свои военные подвиги. Толстые струи черной жидкости брызгали из нижней части торса страйдеров, когда они рылись в кишках: то ли рыгали из дополнительных ртов, то ли эякулировали из невидимых половых органов.

И тут мы сделаем небольшую паузу… Джим Керри отличался от тех людей, кто бросил все и полетел. Принять смерть от рук человека все же проще. Она воспринимается как часть межвидового уничтожения: не ты, так тебя. Конечно, слабое утешение, но убитые инопланетянами лишены и его. От страха Керри обделался, но зловоние, человеческое зловоние только порадовало его; оно было привычным и успокаивало, когда суперстрайдеры наводили пушки на его участок пляжа. Когда, всхлипывая и умоляя, он заводил подвесной мотор. Еще раз, и еще, и еще…

Мотор наконец подал признаки жизни, едва заметные, и каждая клетка завибрировала надеждой, когда Керри забрался в лодку и, низко пригнувшись, рванул в единственное доступное безопасное место – в открытый океан.

Керри распластался, как на постели, и не шевелился от страха, убеждая себя, что с каждой секундой отдаляется от опасности. Он умолял своих оставшихся богов спасти его, но почти час не мог оглянуться – веры не хватало. Дрейфуя в Тихом океане в трех километрах от берега, дрожа от своего дерьма и страха, Керри приподнял голову и посмотрел на береговую линию. На ней плясали языки пламени. Город Малибу, охваченный пламенем. Его дома с тростью Чаплина внутри больше не существовало, как и его самого, и мира, в котором он жил. Слезы, как воспевал Вергилий, – в природе вещей, повсюду трогает души смертных удел[61]. Теперь Керри горевал по Шону Пенну и Николасу Кейджу, Салли Мэй и Карле, о судьбах которых он никогда не узнает. По дочери и внуку, где бы они ни были. Он горевал даже по Винку и Элу и, несмотря на былые разногласия, отдал бы все ради того, чтобы они сидели сейчас с ним в лодке, помогали планировать, утешали его и подбадривали. Ну, может быть, не Эл, чье обжорство в условиях ограниченных ресурсов стало бы проблемой и, возможно, даже привело бы к каннибализму. Но Винк – да, определенно. Винк, который, по крайней мере, играл хорошего полицейского. Верил в него, как никто другой. У Винка был боевой опыт, он видел, как умирают люди, так же как и Керри сейчас… Как удивительно, что Винк сохранил хоть какую-то человечность после всех потерь и боли, теперь знакомых и ему. Чем больше Керри отдалялся от берега, тем сильнее накатывала тоска. Побережье становилось просто полоской горящих деревень, умирающей нитью.

«О падший мир, – думал Керри, и слова рождались так же естественно, как в производственном павильоне в пустыне. – Ты взывал к звездам, чтобы они избавили тебя от одиночества, и они откликнулись, но забрали и все остальное. И кто я теперь такой?»

Человек и его мир переплетаются друг с другом. Нельзя уничтожить одно, не задев другое.

Кем он был?

Божком культурного рынка.