Только разум

Чуть выше запястья левой руки Одинцова из раны сочилась кровь. Он достал носовой платок, прижал его к больному месту и, не отвечая на предупреждение Лютого, снова двинулся в вагон.

–Нет, дружок, на этот раз мы прокатимся в тамбуре, здесь не так жарко, – и Лютый плечом оттеснил Одинцова к противоположной закрытой двери.

А освещённый ярким светом вагон был заполнен людьми. Кто-то возвращался с работы, а кто-то ехал домой после отдыха и веселья. Монотонный разговорный гул с отдельными вспышками смеха висел над головами людей и достигал полутёмного тамбура, где молча вглядываясь в темноту и прижавшись друг к другу, ехали два пассажира. Один из них с нетерпеньем ждал окончания поездки, а другой, несмотря на холод, мечтал, чтобы она длилась бесконечно – больше шансов на новую, более удачную попытку, на освобождение из этого дурацкого плена.

Пассажиры группами на своих станциях покидали вагон, оглядываясь на стоящих в тамбуре людей. Наконец, шум в вагоне стих и только кое-где велись отдельные разговоры.

Когда поезд подошёл к конечной станции, следом за Одинцовым и Лютым вышли десятка полтора пассажиров. Было около одиннадцати вечера. Слабый снежок опускался на землю и покрывал её мягким, предновогодним одеялом.

–Ты привёз меня на эту станцию, чтобы творить здесь свои чёрные дела? – спросил Одинцов стоявшего рядом Лютого.

–Да, это та станция, недалеко от которой мы с тобой, паря, совершим первое большое, благородное, светлое дело, – Лютый произнёс громче других слово «светлое», как бы желая подчеркнуть этим, что Одинцов неправильно понимает и оценивает свою задачу, которую им предстояло решить.

–Светлые дела совершаются при солнечном свете, а не под покровом ночной темноты, – возразил ему Одинцов, – куда мы дальше пойдём? Или будем ночевать здесь на перроне?

–Нет, нам здесь ночевать не придется. Предстоит ещё лёгкий ночной марафон. К утру мы должны прийти на место, а может быть, чуть раньше. Так что вперёд, паря.

Они вышли на затемнённые улицы и Лютый, как будто он здесь провёл всю жизнь, смело зашагал впереди Одинцова. Сообщение о нелёгкой ночной прогулке вызвало протест со стороны Одинцова, но после угрозы и двух крепких слов, произнесённых Лютым прямо в его лицо, потянулся вслед за ним. Одинцов, в который раз, осуждал себя за проявленную слабость, а может быть и трусость во время поездки в электричке, да и раньше тоже, когда он опрометчиво согласился участвовать в деле Лютого ради спокойствия Светланы. Но тогда чувство жалости затмило его сознание, он остро ощущал несчастье Светланы и не осознавал последствий своего обещанья. А вот потом, когда они были вдвоем среди массы людей, он проявил настоящую трусость. Ведь кругом были честные люди, трудяги, они помогли бы ему, даже если при этом он пострадал бы. Не мог же его Лютый в одну секунду прикончить и удрать из вагона. Да и он, Одинцов, в конце концов, тоже мужчина и должен был постоять за себя. Пусть он слабее Лютого, намного слабее, ведь не всех людей природа одаривает одинаковой силой, но он мог побороться и должен был это сделать.

А что теперь? Что остаётся делать теперь, когда они вдвоём идут по полутёмным улицам чужого города? Никого рядом нет, да если и звать на помощь, то среди ночи не скоро кого-нибудь дозовёшься.

Лютый и вслед за ним Одинцов быстро прошли последние дома и вступили в кромешную тьму. Только дорога выделялась своей чернотой среди сплошного молочно-белого однообразья – под ногами снег, над головой снег, и даже огоньки звёзд почти не пробивались сквозь пелену падающего снега.

На дороге никого не было, и только изредка попадались идущие навстречу запоздалые машины. Они вырывались из темноты яркими лучами света и быстро исчезали, показав свои заснеженные борта.

Рана, перевязанная платком, беспрестанно ныла и всё время хотелось положить руку, погреть, успокоить больное место.

Разговаривать не было желанья, у каждого были свои думы. Приближающееся осуществление давно задуманного мероприятия придавали Лютому силы, и он упорно, словно окрылённый, рвался вперед. Злость на себя за безволие и нерешительность, а также страстное желание скорее покончить со всеми этими приключениями, заставляли Одинцова двигаться вперёд без усталости.

Минуло несколько часов ночной прогулки, когда Лютый сошел с большой дороги и круто повернул вправо. Путники прошли мимо небольшой, сонной деревеньки, давшей знать о себе темными пятнами изб да непрерывным лаем беспокойных собак.

Подойдя к опушке леса, Лютый остановился, вынул из висевшей на плече сумки пару кусков хлеба с толстыми прямоугольниками сала и предложил сделать привал.

–Ты молодец, паря, на вид такой хилый, а ходишь хорошо. Есть у тебя силёнка! Давай передохнем и похаваем.

–Судя по тому, как ты предложил сделать привал, нас ожидает впереди немалый путь? – спросил Одинцов, когда утолил первые позывы голода.

–Нет, корешок, нам осталось идти совсем немного, но придётся сидеть в лесу и ждать рассвета. Мы пришли слишком рано.

–Чем раньше всё закончится, тема лучше.

–Для кого?

–Для меня, конечно. А может быть, и для тебя тоже.