–Может быть, сразу отдашь мне коробку? – попросил Одинцов, – ведь это моя последняя услуга тебе. После чего я вместе с аппаратом удалюсь на все четыре стороны. – Он ещё надеялся на то, что совершив под давлением Лютого, можно сказать под угрозой смерти, преступное дело, сможет тут же, получив в руки аппарат, исправить положение и всё вернуть на свои места. Только эта мысль, эта надежда позволяла ему переступить границу закона, чести, долга. Иначе он никогда бы, даже перед самыми страшными пытками, не поддался на шантаж, на обман и уговоры Лютого и не появился бы этой зимней ночью в столь прекрасных, сказочных местах.
–Нет, корешок, ты пока не получишь коробку. Она у меня в надежных руках.
–Когда же я её получу?
–Я не могу тебе этого сказать, я и сам не знаю.
–В таком случае я отказываюсь выполнять твои приказания.
–Что ты, что ты, паря! Мы с тобой сделали такое путешествие, а теперь ты, вдруг, закапризничал. Это не по-мужски.
–Я должен знать, что получу свой аппарат, как только ты освободишь своих… этих…, – Одинцов чуть было не сказал «подонков», но потом передумал и добавил, – дружков. Иначе я сейчас же возвращусь обратно.
–Назад дороги нет, ни для тебя, ни для меня, – в форме угрозы или приказанья, отреагировал Лютый на такое заявление.
–Я должен получить аппарат обратно. Только после такой гарантии я соглашусь на работу с тобой.
–Ты настаиваешь на гарантии? Тогда поверь авторитетному слову честного человека, – пообещал Лютый, видя, что Одинцов настроен решительно. – Давай приступать к работе. Бери пока эту коробочку, а большая будет у меня.
Лютый передал малую коробку Одинцову и приготовился к осуществлению задуманного.
–Всем, находящимся в этой тюрьме, ты должен сейчас приказать подчиниться тебе. Чтобы все служители закона получили приказ немедленно освободить своих подопечных. В то же время сами подопечные без тени удивления и сомнения должны принять своё преждевременное освобождение и разойтись по домам. Кроме одного человека, который должен сейчас же явиться сюда к нам. Зовут его Миша Бондарь, – Лютый внимательно посмотрел на Одинцова, как бы проверяя его реакцию на полученное разъяснение.
–Ты всё понял? – спросил Лютый после короткой паузы.
–Ясно без твоих долгих поучений, – пробурчал в ответ Одинцов, желая поскорее покончить с этим делом.
–Тогда начинай. Я включаю, – Лютый щелкнул тумблером включения и уставился на Одинцова.
–Излучение идёт на всех работников тюрьмы, – начал медленно, но чётко передавать свой первый мысленный приказ Одинцов. Лютый сначала посмотрел вперёд, на притихшие невдалеке здания, потом оглянулся на Одинцова и чуть заметно, одними глазами, улыбнулся, словно одобряя его действия.
–…на всех, обслуживающих тюрьму, – продолжал Одинцов, – а теперь только на тебя, Лютый, только на тебя….– вдруг резко изменил направление речи Одинцов и в тот же момент получил резкий удар в грудь. Лютый успел щёлкнуть тумблером прежде, чем Одинцов коснулся спиной земли.
–Зачем так шутить, паря? Ведь я предупреждал тебя, – и когда Одинцов поднялся, отряхивая снег, Лютый продолжал, – давай всё снова.
–Излучение идёт на всех работников тюрьмы. Вы сегодня получили приказ о полном расформировании вашего заведения и освобождении всех, находящихся в ней…людей. Они с сегодняшнего дня свободны и могут идти, куда им захочется, – Одинцов замолчал, чтобы перевести дух – своё первое предложение он произнёс на одном дыхании.
Лютый молчал, держа палец на тумблере выключения – он никогда полностью не доверял ни одному человеку. Одинцову он не доверял вообще.
–Излучение идёт на всех обитателей этой тюрьмы, на всех осуждённых, – снова начал Одинцов мысленное приказание, – вы с этой минуты свободны. Перед вами открыты все двери. Можно сейчас же покинуть эти стены и идти в любом направлении. Вы свободны. Все понимают это и не задают лишних вопросов.
Миша Бондарь, ты свободен. Ты должен выйти сейчас из тюрьмы и идти по дороге в лес. Там тебя ждёт твой друг, – Одинцов запнулся, но потом сразу исправился, – твой кореш Лютый. Он тебя ждёт сейчас, ты идёшь к нему.
Лютый выключил аппарат и сделал несколько шагов вперед. Он уже не боялся выйти из укрытия, так как, если бы сейчас кто-нибудь его обнаружил, то не мог взять – с этого момента он уже тоже свободен.
В первые минуты всё оставалось без изменения. Никакого шума, никаких признаков движения. Лютый возвратился к сидящему на снегу Одинцову и, ни слова не говоря, только одним взглядом, спрашивал его, как это понимать? Почему никто не выходит? А тот, безучастный к его вопросам, продолжал сидеть на холодном снегу.
–Надо повторить всё сначала, – наконец, не выдержал Лютый томительного ожидания, – они не приняли сигнала.
–Всё было сделано, как положено. Надо подождать ещё немного, ведь они не стояли возле дверей, ожидая от тебя такой радости.
–А может быть, эти стены не пропускают твоих мыслей?
–Если бы это было так!
–А ты как считаешь? Ты же должен знать это.
–Я считаю, что, к сожалению, никакие стены не являются помехой для действия моего аппарата.
–Тогда почему никто не выходит?
–Имей терпенье, Лютый.