Только сад

Старый лес был владеньем

    владычных дубов, да зазнаек каштанов.

Но его феодальная суть,

    устарев, отжила как слова...

Новый лес распестрился, расцвёл

    на открывшихся солнцу полянах,

Чтоб напомнить о том,

    что бывают ещё и цветы, и трава!

Пять веков Гутенберга кончаются

    как-то внезапно и резко.

Значит – книге с папирусным

    свитком Египта сравняться судьбой...

Разве нашим домашним библиотекам

    отыщется место,

Где экраны всех видов и форм

    им грозят дымовой трубой?

Сколько водки, однако, ни делай –

    виноградные выживут лозы,

Сколько лайнеров ни понастрой,

    над морями шумят паруса,

Сколько сшито верлибров

    и прочей нарочитой сомнительной прозы,

Но гекзаметр и ямб сохраняют свои голоса!

         9 апреля 2012

ВЗГЛЯД НА НЕЧТО

1.

Ох, как завален стол передо мной!

Обилие предметов обосновано,

Но всё же ограничено стеной,

А замкнутость пространства продиктована

Причиной неотвязно возрастной...

Привычно всё своё, как чашка чая –

Хоть ближний лес, хоть стулья вкруг стола,

И что мой стих, меня не замечая,

Подсовывает к носу зеркала...

2.

Вот шкаф – альбомы, книги и кассеты –

Ну, белый потолок над головой

А вот интересуют нас предметы

И времена, поросшие травой.

Тот быт, которого давно уж нету,

Чужой – нам интереснее, чем свой.

Чуть отодвинешь чашку из-под чая –

История, качаясь и тощая,

Капризно нас подталкивает в путь.

Куда, зачем зовёт, сама не зная...

К примеру, на Алезию взглянуть.

3.

И словно ты пакет с прошедшим взрезал:

Так что ж там смутной памятью дано? –

Мечи. Щиты. Верцингеторикс. Цезарь...

Крошёный камень, ржавое железо,

Банальное фалернское вино...

Хоть амфоры пусты давным давно....

4.

И хулиганит память: всё, что скрыто,

Вдруг явится откуда ни возьмись.

Между археологией и бытом

Нет пропасти, – есть только взгляд и мысль?

Вот миска, из которой к Пацюку

Вареники скакали в рот той ночью,

Под Рождество, и видим мы воочью

Сквозь время и весёлую строку,

Что миска стать должна музейной миской...

Неважно, что колдун набил живот –

Всё дело в слове Гоголя – и вот

Вареники веками не прокиснут!

5.

Своя географическая карта

У каждого, отлична от других.

Порой апрель случится прежде марта

И серой прозой обернётся стих...

Предмет ещё не текст, но текст за ним

Выходит неминуемо из тени.

Как только вдруг его мы проясним,

И сам он прыгнет в рот, как тот вареник:

Так Гоголю перо, так ведьме веник,

А памяти предмет необходим!

6.

Глухая неизменная крапива...

Въезжаешь – деревенька тут была –

Меж домиков пятиэтажка криво,

Да рядом три каштановых ствола...

Среди булыжников – остатки рельс

Когдатошнего давнего трамвая...

Нередко заглушая голос месс,

Полвека тут ходил он, огибая

Округлый пруд... А над прудом ветла

И церковка (от времени кривая)

Из жёлтого песчаника – цела.

У церковки почти тысячелетней

Неистово магнолии цветут,

И одуванчики, чтоб стать заметней,

Всей желтизной заглядывают в пруд.

Всё, как тысячелетие назад,

И вдруг... нет, не колокола звонят:

Но что-то тут играет с тишиной?

Давно минули времена трамвая...

Откуда ж, маску с времени срывая,

Он возродился, хоть слегка иной?

А в церковке рядок старинных книг...

Они – не рельсы, возвратишь ли их?!

И в стороне две нитки новых рельс...

Пусть не Христос – так хоть трамвай воскрес!

7. 

Асфальт – он серый, гладкий и пустой.

Заменены асфальтом – и недаром –

Панели по старинным тротуарам,

Те, что звались лещадною плитой,

Или пеньки торцовой мостовой

(Их плашками тогда именовали)

И молотами их в песок вбивали,

Плотнее подогнав одну к другой.

Любая восьмигранником затейным

Смотрелась... Их убрали. На Литейном –

Последнюю в тот год, в тридцать седьмой...

8.

«Я и пейзаж» сменяются с годами

на « я и интерьер»... Почти в любой

Квартире неизменно правит память

Всей археологичной чепухой.

Вот фотография в старинной раме –

Прочти-ка, что таит за слоем слой...

Так археологичны интерьеры –

Превыше всяких мер и всякой веры.

9.

Тюльпаны в вазе – вовсе не не предметы,

Им выдан статус временных жильцов.

А впрочем, и на нас есть та же мета,

Поскольку их судьба в конце концов...

Как для кого – мир комнаты – таков.

Но и пейзажу ведь не чуждо это:

Не настоящим остаётся лето,

Пока его листва не влезла в стих.

И существуют вечно – не предметы,

А то, что было сказано про них.

         14 апреля 2012

БАНАЛЬНОСТИ

1.

Только существование неподвижного чего-то

(Ну, города, или дерева) говорит о том,

Что встреча с человеком, цаплей, енотом

Была, и может повториться потом...

Да, мы с деревьями знакомы ближе,

Чем с разными птицами и зверьём лесным:

Ведь самый невзрачный куст – неподвижен,

И знаешь точно, где встретишься с ним!

Или Карл Великий перед Нотр-Дам в Париже,

Как место для свиданий – просто необходим!

Так город становится напоминанием,

Внешней памятью, гарантией того,

Что обратил на себя твоё вниманье

Человек, о котором больше ничего

Ты не знаешь, и...

Ведь при новой встрече

Дом узнаёшь – а человека – не всегда,

Даже куст как знакомый бывает встречен

А кто-то, где-то? Ни нет, ни да!

2.

Лишь тогда могла быть написана «Одиссея»,

Когда нельзя было даже послать письма.

А представьте мобильник в руках у Одиссея –

И Гомер от безделья спятит с ума.

С наличием связи уходы – не уходы,

Теряется их реальность...

И потому