– Не сейчас, сладкая моя, – шепнула я ей, погладив по голове на прощание.
Когда мы спускались по пыльной тропинке к заливу, у меня возникло ощущение, словно мы двое были единственными бодрствующими душами в мире. Я едва различала в темноте, куда иду, лишь смутная фигура Генри в нескольких шагах впереди указывала мне путь. Дул теплый ветерок, взъерошивая волосы, а в воздухе, наполнявшем наши легкие, чувствовалась соленая морская влага. Когда мы спустились на пляж, высокие скалы вокруг бухты, казалось, заключили нас в крепкие объятия, оградив даже от легкого дуновения ветра. На гладком, ровном песке мы сбросили обувь и начали молча раздеваться, слегка запыхавшись от спуска. Генри предстал передо мной совершенно голый. Он виделся мне самым прекрасным существом во вселенной – очень крепким и сильным, но в то же время хрупким и беззащитным, как цветок.
– Готова? – спросил Генри.
И мы бросились в воду, смеясь и задыхаясь от первоначального шока. Энергично двигаясь, я поплыла брасом по лунной дорожке все дальше и дальше от берега. Шелковистая морская вода струилась сквозь мои растопыренные пальцы и обвивала обнаженное тело. По мере того, как я удалялась в открытое море, таинственный подводный мир углублялся и ширился подо мной, наталкивая на размышления о его обитателях. Генри, плывший позади, схватил меня за лодыжку, я завизжала и повернулась к нему. Теперь я увидела, как далеко мы отплыли, неясные очертания скал едва виднелись в лунном свете. Генри приблизился и попытался поцеловать меня, пока мы оба старались удержаться на поверхности воды – наши губы были солеными и прохладными. Держась за руки, мы поплыли на спине, глядя на звезды.
– Вот бы узнать названия всех созвездий, – мечтательно сказала я.
– А сколько ты знаешь?
– Только Орион и Большую Медведицу.
– На два больше, чем я.
– Серьезно? – удивилась я и рассмеялась.
Генри, казалось, знал все. Не было ни одной темы, в которой он не разбирался: будь то равенство в европейском законодательстве или тип камня, который использовался при строительстве Мачу-Пикчу.
– Видишь вон те три звезды в ряд? – спросила я, ткнув пальцем в небо. – Это пояс Ориона. Ты наверняка видел их раньше, видел?
– Ну, очевидно, мне никогда ничего не мешало их видеть, но я не видел, – ответил Генри. – Я никогда серьезно не увлекался астрономией. И уж тем более астрологией.
– Я тоже. Хотя на самом деле у меня есть дурацкое суеверие насчет этих двух созвездий.
– Расскажи.
– Ну, получается так – если я увижу первым Орион, это плохой знак. А если первой замечу Большую Медведицу, все будет хорошо.
– Понятно, – сказал Генри, я уловила в его интонации насмешку. – И что, есть примеры, когда это заклятие срабатывало?
– Ну, когда я была еще маленькой и только научилась находить Орион, случилось что-то плохое, наверное, поэтому у меня и связались эти два события.
– Так ты даже не помнишь, что плохого случилось?
– Нет, но зато потом, позже, когда я изучила Большую Медведицу, то, мне кажется, я сама решила, что пусть это будет хорошей приметой, в противовес правилу Ориона. И теперь каждый раз, когда я смотрю на ночное небо – разыгрывается лотерея.
– И что ты разглядела первым сегодня?
– Я не уверена, – честно призналась я.
Грубый и настораживающий звук вывел нас обоих из задумчивости. Он исходил прямо из воды и совсем близко: низкий, агрессивный рык.
– Это что такое было, а? – спросила я, мое сердце бешено заколотилось.
– Я не знаю.
Мы прислушались, затаив дыхание насколько это возможно, но единственными звуками, которые мы смогли различить, был шум волн. Затем звук раздался снова, на этот раз ближе, всего в нескольких футах от меня: отчетливо узнаваемое рычание животного. Первое, за что смог ухватиться мой мозг, – это собака, это Долли, лихорадочно думала я, каким-то образом выбралась из дома и нашла нас.
– Генри? – в отчаянии позвала я.
– Смотри!
Я последовала за его взглядом и увидела два светящихся глаза, покачивающихся неподалеку в темноте и пристально смотрящих на нас. Я заорала. Я орала и плыла так быстро, как только была способна, отчаянно выгребая обратно к берегу; мой разум опустел, все мое существо было наполнено только одним желанием – выбраться из воды. Очень скоро мои руки и ноги словно налились свинцом и уже казались совершенно беспомощными, но все же старательно, дюйм за дюймом, продвигали меня к отмели. Нащупав дно, я уцепилась за Генри, чтобы он тащил меня дальше. Я шаталась, рычала, стонала, пока наконец не выбралась на сушу.
Мы оба судорожно хватали ртом воздух, вцепившись друг в друга, как перед смертью.
– Боже мой, – твердила я, глядя на море в поисках существа, от которого мы только что сбежали.
Мы простояли так некоторое время, дрожа и покрываясь гусиной кожей. И вот он появился среди волн совсем рядом с берегом: тюлень, его усатая морда была такой же кроткой и улыбчивой, как у лабрадора.
Со смеху я рухнула на колени.
– А я думала, что это блядское морское чудовище, – поперхнувшись от смеха, промычала я.
– Что-что?