– Вроде бы все закончились.
И он начал перечислять эти даты своих близких родственников, начиная с марта, когда родился сам. Вспомнил всех, потом, встрепенувшись, сказал:
– О, Валентину забыл, – сказал, как пулю выпустил.
– Ты еще и Катерину забыл, – с горечью сказала я и, встав с кресла, ушла в спальню.
– Катюша, да с тебя все начинается, – пытаясь сгладить свой промах, прокричал он вслед.
Но стало ясней ясного, что меня в его жизни нет. Все эти страстные объятия не стоили и ломаного гроша.
Я пыталась читать – буквы не хотели складываться в слова, пробовала вязать – рисунок сбивался ряд за рядом. Заболел зуб. Он ныл и ныл, как надоедливый соседский ребенок, и не было никакого сладу.
Среди ночи он спросил:
– Ты спишь или болеешь?
– Сплю.
Короткий секс, и он отвернулся, засыпая.
Рано утром попросила:
– Отвези меня к стоматологу.
– Может, дотерпишь до понедельника и пойдешь к своему врачу?
– Не собираюсь мучиться еще двое суток, – буркнула я, чувствуя себя несчастной до глубины души.
Мы сели в машину и поехали туда, откуда я могла уже никогда не вернуться.
– Ты там надолго? – спросил он.
– Наверное, час, – ответила я, понимая, что вопрос задан просто для проформы.
Несмотря на субботний день, клиника неподалеку от моего дома работала. Принимала доктор, женщина лет тридцати пяти или чуть старше. Она переспросила:
– А может, вы до понедельника дотерпите и пойдете к своему врачу?
Я удивилась странности задаваемого вопроса и ответила:
– Но вы ведь тоже врач, я доверяю вам.
Болело где-то под коронкой, в районе зуба мудрости. Врач обследовала область боли и ввела укол с анестезией. Предполагалось распиливание коронки, удаление моста, а там уж – по ходу выявленной картины.
Спустя пятнадцать минут, выяснилось, что заморозка не действует совершенно, и доктор ввела дополнительную дозу обезболивающего средства. Десна мгновенно превратилась в глыбу бесчувственного льда. Доктор сломала уже пять буров, а коронка все не поддавалась. Хорошо была сделана, на совесть. Доктор нервничала.
Внезапно у меня резко потемнело в глазах, потек ручьями пот, жестокая судорога свела грудь. Махнув рукой, чтобы доктор прекратила пилить, я села и, налив в стаканчик воды, пробовала пить. Вода выплескивалась, руки тряслись, грудь разрывал страшный кашель.
– Зачем вы встали? Вот вам и стало плохо, – принялась отчитывать меня врач.
– Так я и встала, потому что у меня потемнело в глазах, стало страшно, я чувствовала, что просто умру, если не встану.
Мне дали понюхать нашатырный спирт, я смочила лицо водой из того же стаканчика, стало чуть легче.
– Почему я кашляю? – испугалась я.
– Наверное, вы простудились, – отвечала неприязненно врач.
– Да я пришла к вам совершенно здоровая. Мне очень жарко, я вся в поту, – пробуя снять кофту, сказала я.
– Оденьтесь! – закричала на меня медсестра. – У нас здесь мужчины ходят.
Испуганно поморгав, чувствуя себя совсем уж нахлебницей, пришедшей просить милостыню у богатой тети, я натянула кофту и присмирела.
– Что будем делать? – переждав приступ кашля, спросила врач.
– Не знаю, если вы считаете, что можно продолжать, то давайте. Мне уже лучше.
Я чувствовала себя виноватой в произошедшем. «Может, я закрыла глаза? Теперь не буду закрывать», – решила я. И доктор приступила к распиливанию вновь. Через несколько секунд темнота навалилась на меня, и новый страшный приступ вновь схватил меня в свои лапы. Хриплый громкий кашель рвал легкие. Обильный липкий пот покрыл все тело, руки ходили ходуном, в ушах звенел набат, и очень тошнило.
Вот теперь испугались все. Доктор закричала:
– Срочно звоните девять-один-один, быстрее, быстрее!!!
Я, позвонила дочери, попросила принести футболку и сказала, что, наверное, умираю. Раздеться мне так и не дали.
Дочь, жившая рядом, прибежала так быстро, будто стояла за дверью, следом за ней вошли два крепких молодых медбрата. Они сняли кардиограмму, измерили давление и предложили немедленную госпитализацию. Я сказала, что совершенно здорова и никогда не болею, что это все пройдет, но меня никто не слушал. Врач же, отведя дочь в уголок, убеждала в необходимости ехать в госпиталь. Меня без разговоров усадили в кресло-носилки и закатили в машину. Дочь поехала вместе со мной. Я позвонила Льву.
– Ты где?
– Далеко, – ответил он.
– Меня везут в госпиталь, мне совсем плохо.
– О'кей, звони, скажешь, куда отвезут, – ответил он.
В приемном отделении долго выспрашивали, как это случилось, где тот доктор, который делал анестезию, что вводили. Я ответить по сути не могла, доктор со мной не приехала, что вливала – тоже покрыто мраком.
Подключили к аппаратам, брали кровь, заполняли бумаги. Снова кашляла на разрыв и тревожно выспрашивала медсестру:
– Леночка, почему же я так кашляю?
– Вероятно, вы простыли.