К появлению на горизонте Лешки она была готова: отвоевав себе место рядом с ней на курсах, он, видимо, решил, что так же легко сможет вернуть и ее сердце. И, что ни день, по вечерам он давал о себе знать тем или иным способом. Сегодня он поджидал ее прямо во дворе, в уютной беседке, поставленной трудами ЖЭКа, борющегося за звание то ли самого чистого, то ли самого-думающего-об-уюте-граждан. Господин Мищенко сидел в беседке в компании местных бабулек, оценивших ЖЭКовское рвение первыми: общаться и дышать свежим воздухом во дворе теперь можно было хоть в дождь, хоть по ночам, когда одолевает старческая бессонница – к тому же в малую архитектурную форму провели и освещение. Завидев Катю, Мищенко немедленно скруглил разговор, которым занимал пожилых леди, расшаркался и поднялся ей навстречу:
– Привет. Что так поздно?
– Знаешь, Леш, умение успешно врать является признаком психопатической личности, – вместо ответа заметила она. – То есть психопат вроде тебя как бы надевает маску нормальности и в повседневной жизни может ничем не отличаться от любого другого человека. Зачем ты меня так рьяно преследуешь? Чего ты хочешь? Я не верю тому, что в тебе проснулись былые чувства. Мне вообще кажется, что по отношению ко мне их у тебя никогда и не было.
– Кать…
– Не перебивай меня, пожалуйста, и не делай вот таких глаз! К тому же я тебе ясно сказала – я не хочу тебя видеть. Достаточно уже того, что я по полдня провожу в твоем обществе! Но тебе этого мало! И ты каждый день находишь какой-нибудь благовидный предлог, чтобы явиться еще и вечером! Зачем, например, ты меня здесь дожидался? Дождь, противно, холодно… Тебе что, больше заняться нечем? Сидишь, лясы точишь… Может, ты и есть тот самый маньяк, которого мы все так усердно ловим? Ему дождь тоже не в кайф. Затаился себе, небось, пережидает непогоду и тоже треплется с кем-то… Кстати, тебе не кажется странным, что убийства начались примерно тогда же, когда и ты приехал на эти самые курсы?
– Я не знаю даты первого убийства, – пожал плечами ее настойчивый кавалер, – но если ты так считаешь… тебе виднее, конечно. О твоей интуиции я уже наслышан! О ней везде только и говорят! И о твоих высоких покровителях тоже, – не удержался и прибавил он ядовито.
– Каких таких покровителях? – опешила Катя.
Нет, конечно, никаких покровителей у нее нет… и не было никогда! А на что тогда и Приходченко намекал? Что за дурацкие слухи? Будь у нее лишнее время, она бы постаралась выяснить их источник!
– Мне нет никакого дела до того, с кем ты встречаешься… или раньше встречалась, – поправился Мищенко. – Просто все говорят, тебе даже внеочередное звание скоро должны дать… Я не хочу сказать, что тебя кто-то продвигает… хотя это и очевидно. Но мне это все равно. Я просто хочу тебя видеть.
– Я очень быстро понял свою ошибку. Но проклятое упрямство мешало сразу пойти и попросить у тебя прощения. А теперь мы оба стали взрослыми, Кать. Мы переболели всеми детскими болезнями. И мы могли бы начать сначала. Без ошибок. Без взаимных обид. Без предательства. Я тебе обещаю, что ты будешь счастлива со мной. И мне очень обидно, что ты так упорно меня гонишь. А относительно маньяка… может, вам меня на детекторе лжи проверить? – Он внезапно развеселился. – Это будет сенсация. Помощник прокурора – маньяк-убийца! Еще один плевок в душу нашей любимой системы. Впрочем, души у нее, наверное, нет. Но лицо есть. И еще какое! Некоторые даже говорят, что у нее не лицо, а омерзительная рожа… Ну, да бог с ней совсем, я сюда не за тем пришел. Цветочки примешь? – он раскрыл сумку и вынул маленькую трогательную композицию из бархатцев и хризантем.
– Нет, – сказала она, безучастно отводя его руку. – С меня хватит твоих букетов. К тому же у них запах…
Действительно, эти осенние цветы издавали какой-то тревожный, пряный аромат, схожий с запахом опавшей листвы в парке… или намокшей хвои. Запах увядания, осени, печали… Почему она раньше не замечала, что хризантемы пахнут так остро и грустно?
– Тогда давай сходим, посидим где-нибудь.