Только ты

Негромкая музыка была такой же теплой, как и огоньки свечей на столах, она подумала – и согласилась. Ее спутник вел себя безупречно – не прижимал к себе, не хватал ни за какие места, а точно и немного отстраненно вел свою даму в плавном ритме. Ритме, который каким-то непостижимым образом совпадал с ее настроением, и с вечером, и с этим маленьким ресторанчиком со свечами на столах, в уютном зальчике которого они сейчас танцевали. Он попросил у официантки вазочку и поставил на стол уже начавшие привядать цветы, и те немедленно откликнулись, ожили, расправили лепестки, отсвечивающие янтарем и золотом. Только лента, которой был перевязан букет, выпадала из общего колорита – красная, с широкой нахальной золотой каймой… слишком броская и яркая для этих скромных цветочков. Интересно, почему Лешка всегда выбирает такие кричащие аксессуары: лакированные открытки, красные ленточки, позолоту… или ему просто их предлагают, а он не отказывается? Как не отказался от той грудастой блондинки когда-то… которая была так не похожа на нее, Катю. Черт возьми, зачем она снова бередит давно отболевшее? Да пошли они оба: и Лешка, и его блондинка! И еще: если рассуждать логически, как она привыкла по работе, той блондинке надо было бы «спасибо» сказать, а не ненавидеть ее до черной пелены в мозгу. Ну а Лешка… он зачем-то снова тут, рядом. И, если она захочет, он послушно пойдет к ней и останется до утра… нет, этого она как раз и не намерена допустить! Даже если бы он был последним мужчиной на свете, она бы его все равно на порог не пустила. Особенно после того, как Тим… нет, о Тиме она сегодня тоже не хочет. С Тимом ее теперь уже ничего не связывает. Она сама разорвала ту единственную ниточку, которая еще оставалась и за которую она могла потянуть… или даже не потянуть, а просто подержать в руках… почувствовать, что она еще существует. И потом: ей все время казалось, что его вещи и он сам связаны. Существует какое-то неуловимое притяжение – и вот она сама недрогнувшей рукой разрезала… оборвала. Все разбила… не оставила даже пустячка… того же милого поросенка… Ну что ей стоило не отдавать его?! Убрать с глаз долой, засунуть далеко в стол, но знать, что он тут, у нее дома… и, может быть, Тимка почувствует тогда, как ей одиноко и плохо, – и придет…

С улицы, вернее, из внутреннего дворика, сейчас пустовавшего по случаю непогоды, тянуло поздней петунией и душистым табаком, высаженными вдоль стены. И кафешка, и улица были не шумными, хотя и находились в самом центре города. Да и не улица это была, а так, улочка. И маленький ресторанчик с двориком, отгороженным от тротуара кованым забором, был здесь уместен, и петунии, и даже Лешка, как с удивлением заметила она. Почему она не бывала здесь раньше? Вместе с Тимом? Ведь это совсем рядом с их домом? Нет, теперь только ее домом…

– Может, все-таки поешь? – предложил он заботливо, когда танец кончился и они вернулись за столик.

– Только за свою еду я плачу сама. Идет?

– Да как хочешь… – он пожал плечами.

Когда они уже доедали незамысловатый ужин, выбранный его спутницей, Лешка неожиданно спросил:

– Кать, а если в парке поставить камеры ночного видения?

– Мы будем иметь еще один эпизод в нашей коллекции, записанный в цифре, только это все равно ничего не даст и вряд ли мы его поймаем, – сказала она, подчищая с тарелки остатки удивительно вкусного соуса, которым было полито нежное мясо. Здесь хорошо готовили… или просто она давно не ела ничего, кроме пережаренных пирожков и рогаликов с повидлом «без генно-модифицированных добавок», но с отчетливым химическим привкусом?

– Почему?

– Оно и видно, что ты пять лет прохлаждался и теоретизировал в этом своем… – она почему-то постеснялась сказать «Рио-Криво». Все-таки он этого не заслуживал. По крайней мере сегодня. – У вас, наверное, ничего серьезного и не случается…

– Почему же? – он пожал плечами. – Случается… но бытовуха больше, конечно… Ну, ты права, права – маньяков у нас нет, не было и не будет, я надеюсь!