Только ты

– Леш, я же все-таки опер и поэтому ответила тебе как опер. Я на своей работе, может, и не целую собаку съела, но половину – это точно. Во-первых, пока поймут, что это не парочка в кустах, а наш убийца и его жертва, пока доедут, его и след простынет. Во-вторых, идея, конечно, богатая, но цеплять на весь парк камеры наблюдения… Денег на это нет. И не дадут. Чтобы на это выделили хоть что-то, он должен не пять женщин задушить, а по крайней мере пятьдесят, – закончила она мрачно. – Да, и в-третьих: качество ночных записей настолько плохое, что в лучшем случае мы будем иметь представление только о его росте и телосложении, не более того. И еще: эти самые камеры монтировать нужно. По всему парку! А он будет ходить, смотреть на это и посмеиваться. И следующую жертву мы найдем не под камерой, а в аккурат позади нее. Или вообще не там, а где-нибудь в другом месте. В Ботаническом саду. Или в парке Шевченко, например. Там такой проходняк между метро, Сумской и универом, что даже думать тошно… Выбирай – не хочу! Ты письма его не читал. По ним видно, что он человек умный. Даже слишком, – закончила она и потянулась за сигаретами, но вовремя вспомнила, что курить тут нельзя, и со вздохом положила пачку обратно.

– Но он же псих!

– Леш, а что, псих не может быть умным? Ты дела серийных маньяков читал? Я лично все последнее время только этим и занимаюсь. У большинства из них уровень умственного развития гораздо выше среднего. Да и психолог определил тип нашего душителя как организованный несоциальный. Этот тип вообще отличается высоким индексом интеллекта. У нас, например, не принято тестирование по шкале IQ, но в Америке всех пойманных маньяков подвергали тестированию. И у большинства представителей такого типа IQ достигал очень высокой отметки – 145 пунктов. Порог гениальности…

– Да, я знаю, – перебил ее лекцию несколько раздосадованный Лешка. – Я не такой тупой, как ты думаешь, и в своем Мухосранске – как ты частенько намекаешь – не сплю на работе по восемь часов от нечего делать! И как только вся эта бодяга у вас началась, я тоже начал рыть и освежил в памяти кое-что. У Эдмунда Кемпера, насколько я помню, показатель вообще в 150 пунктов. Его даже в расход не пустили, как подавляющее большинство серийников. Он сейчас помогает полиции вычислять других маньяков.

Катя с удивлением взглянула на своего спутника:

– Спасибо за информацию. Интересно, я этого не знала…

– Кать, я не просто так, чтобы впечатление произвести, не думай… Вот, хочу попросить, чтобы меня включили в группу.

– Зачем? – жестко спросила Катя. – Ты же помощник прокурора, а не опер. Зачем тебе вся эта беготня, напряги, втыки каждый день? Что ты с этого будешь иметь?

– У меня еще почти два месяца этих курсов. И времени остается много. После обеда я вообще свободен. А по вечерам хоть волком вой. И даже ты меня все время гонишь…

Кате вдруг стало стыдно. Действительно, что же она так… он, в сущности, неплохой человек… ну, молодой был совсем, зеленый, увлекся… Как там говорила Наталья? Солнечный удар? Она сама до него тоже влюблялась несколько раз, вернее, думала, что влюблялась. С ним же все оказалось совсем не так. Оказывается, она еще помнила, как было с ним… С Лешкой ей действительно было хорошо, и влюбилась она в него так сразу и безоглядно, что это действительно можно было назвать солнечным ударом. А потом все кончилось в один момент. Ее послали в нокаут. Попросту дали под дых. И она мучительно долго не могла вдохнуть… И болело тоже невозможно, невыносимо, словно бы ее солнце превратилось в раскаленную лаву и жгло, прожигало до костей. А он просто исчез… и не захотел помочь, и даже не знал, как ей тогда было больно. А еще были все эти гнусные шепотки за спиной… усмешки… она просто чувствовала, как в нее тычут пальцами. Хотя, возможно, ничего этого не было: ни шепотков, ни рассуждений о ее фригидности и полной некомпетентности в постели – иначе бы тогда зачем ее жених привел к себе эту блондинку? Да еще почти накануне свадьбы?

– Я выйду на улицу покурить, хорошо? Подожди меня здесь…

Ну вот, она и не выдержала. Как и тогда, сейчас ее нервы были натянуты до предела. И она как будто снова перенеслась в прошлое, в первые дни после их расставания, и вспомнила все: не только погоду, какая была в тот день, – но даже почувствовала запах цветущих лип и летящий в лицо тополиный пух, когда она вся в слезах бежала к себе… С нее будто содрали кожу, и она ощущала уже не ею – а прямо мириадами оголенных нервов. Ощущала все: взгляды, чувства, сострадание, жалость, издевки, насмешки, просто праздное любопытство… Всеми клетками тела. Спиной. Через одежду. Через всю броню, которую ей пришлось спешно сооружать на месте содранного заживо ее прежнего «я»… Нет, она не хочет снова все повторять! Он ей не нужен. Даже если Тим к ней не вернется, она больше никогда в жизни не захочет Лешку Мищенко!