Только ты

– Ты, конечно, страдала, никто не спорит. – Он и сам отхлебнул изрядный глоток вина, откинулся на спинку стула и элегантно закинул ногу на ногу. – Но я тоже страдал. И самой большой моей ошибкой была та, что я не бросился за тобой сразу. Тогда же. В ту же секунду. Знаешь, я готов был провалиться сквозь землю. И бежать за тобой, в чем был… то есть так… без ничего… И пусть бы вся общага смотрела и потешалась! Но, может быть, ты тогда бы меня простила. Но я, идиот, этого не сделал. Не бросился за тобой. Не вымолил у тебя прощение. Просто… просто я не был уверен, что ты меня простишь… Но почему, почему я хотя бы не попробовал?! – с жаром воскликнул он и замолчал. Сгорбился, закрыл лицо ладонью.

Он больше не был элегантным и не думал, какое производит впечатление на других. И Катя видела, в какую горькую гримасу у него сложились губы. Потом он провел рукой по волосам, попытался снова хлебнуть вина, поперхнулся и вытер губы салфеткой. Махнул рукой – мол, все в порядке, и даже усмехнулся, но улыбка получилась вымученной. Катя отвернулась.

– Между прочим, мои родители хотели нам на свадьбу подарить машину, – сказал он глухим голосом. – Так что у нас были бы и квартира, и машина. Да, я люблю все те блага, которые может дать жизнь. Я сибарит по природе. А сибаритам просто противопоказано жить в общежитиях. Но я тебя любил. Я тебя и сейчас люблю. Это правда.

Он знал, когда нужно замолчать. И видел, что достиг нужного эффекта. Что она растрогана. Ее всегдашняя каменная уверенность в том, что он подлец, – поколеблена. И ей жаль его. И она ему верит. Но он сейчас и сам себе верил. Потому что, кроме всего прочего, эта Катя, сидящая рядом с ним, уже не была той робкой и неуверенной в себе девчушкой, какую он знал когда-то. Той Кати, собиравшей пышные волосы в наивный хвостик, стянутый простой резинкой, и носившей совершенно не шедшие ей строгие блузки с прямыми юбками, или какие-то невыразительные платьица, к которым прилагались такие же дешевенькие босоножки, – ее больше не было. Откуда взялось в ней все это: и прическа, открывающая длинную шею, и ухоженные руки, которые он помнил безо всякого маникюра? И манера небрежно, но элегантно держать сигарету… да в институте он ни разу не видел ее курящей! Плохая привычка, но так идет ей… Эта новая, красивая какой-то рафинированной, не с первого взгляда читаемой красотой женщина притягивала взоры мужчин. Тех, которые понимали толк в настоящих женщинах. И, если быть честным, его собственный взгляд тоже все время останавливался на ней, помимо воли искал в толпе, ждал ее появления. И даже чаще, чем он сам этого хотел. Когда она появлялась в дверях на курсах, у него екало сердце… и совсем как мальчишка он расплывался в улыбке и махал ей рукой, показывая, что занял место. А она шла по проходу как королева – и все, все! – смотрели на нее… Потому что она, черт возьми, была красива и умна, и дерзка, и сама это осознавала! Робость же, неуверенность в себе, припухлые, неопределенно-детские черты лица и фигуры – все это осталось в прошлом, исчезло вместе с той рыженькой невзрачной девчушкой, которую он знал.

Он не понимал, как произошла эта метаморфоза, но новая Катя, со светящейся, словно фарфоровой, кожей молочной белизны, с красиво очерченными линиями губ и бровей, тонкой талией и раздавшимися бедрами влекла его к себе все больше. Она была не только красива, в ней было что-то… какая-то изюминка. Неужели это существовало в ней всегда, а он действительно просто проглядел? Стоило чуть-чуть подправить… подсказать… или элементарно подождать год-другой, и все пришло бы само, вместе с превращением девушки во взрослую женщину. Как обидно, что не он участвовал в этом процессе… кто-то другой сделал ее такой! Да, теперь она, несомненно, была еще и сексуальна… а это он очень ценил. Он снова хотел добиться ее – и знал, что теперь это будет совсем не так просто: эта Катя была явно избалована мужским вниманием. Однако это только добавляло ей привлекательности в его глазах и заводило его.

Вот и сегодня, когда они только вошли в это заведение, он сразу отметил заинтересованные мужские взгляды, направленные на его спутницу, – и от этих оценивающих, а местами открыто похотливых взоров он только сильнее раззадорился. Он добьется ее, чего бы это не стоило! Чернявый докторишка, которому она, по-видимому, дала отставку, выбрав другого – постарше, поопытнее и побогаче, – исчез с горизонта, и серьезным конкурентом Алексей Мищенко его больше не считал. Оставался второй, у которого было одно неоспоримое преимущество – финансовая состоятельность. В этом вопросе он не сможет с ним тягаться. Скорее всего, именно этот богатый папик отстегивает мадемуазель Скрипковской денежное пособие. Потому что одеваться так, как одевается она, на зарплату опера невозможно. Вещи, которые она носила, не бросались в глаза, но были элегантны, стильны и сплошь известных брендов. Он, который сам любил одеваться со вкусом, понимал толк в вещах.