Только ты

– А если я не в кабинете буду?

– Если ты не в кабинете будешь, то будильник поставь на полпятого!

– Я мобильник обычно отключаю, чтобы мне по поводу индюков не трезвонили каждую минуту! – раздраженно пояснил Лысенко. – Какой-то дурак придумал, что индюшки нежнее, так теперь все звонят и требуют, чтобы им индюшку, а не индюка… я Борьку убью, чес-слово… Это он затеял всю эту индюшиную аферу! Да, так как же мне про садик-то не забыть, а?!

– Ладно, я сама тебе позвоню. В половине пятого. И напомню.

– А если ты вдруг забудешь?

– Я не забуду! – рявкнула Катя. – Смотри, пишу: «В половине пятого позвонить Лысенко!» Крупно пишу. На дверь вешаю. Я сегодня даже на курсы не иду! Потому что работы валом!

Курсы Катя решила прогулять совсем по другой причине: она просто не могла видеть Мищенко. Однако и на работе ей сидеть не пришлось: через полчаса вся следственная группа срочно выехала на новое место преступления. В этот раз маньяк убил свою жертву прямо на центральной аллее. Мертвая девушка сидела на скамейке, а букет из девяти темно-красных роз с осыпающейся позолотой лежал у нее на коленях.

* * *

– Рита, через неделю приедет важняк из Киева, подготовь все документы по маньяку, чтобы он мог в них разобраться, – велел начальник.

– Это что, от дела меня отстраняете, так понимать? – спросила следователь, тяжело сверля взглядом главу прокуратуры.

Характер у Риты Сорокиной был, что называется, не сахар, хотя дело свое она знала как никто. Ну не оправдываться же сейчас, не объяснять ей, что лично он был за нее горой, но в столице решили по-другому.

– Рита, никто тебя не отстраняет. Будешь работать по маньяку, как и раньше. Мы тебя даже максимально освободим, лишние дела заберем, чтоб не мешали, разбросаем по другим. Все ж только к лучшему. В вашей группе будет еще один человек, только и всего…

Однако подчиненная, вызванная им для щекотливой беседы, была женщиной, и не просто женщиной, а следователем. И не просто следователем, а важняком с профессиональными амбициями.

– Да пускай хоть по сто человек каждый день присылают! – горячо пожелала она. – Самолетом! Дирижаблем! Стратегическим бомбардировщиком! Ракетой земля – воздух и воздух – гребаная земля! А также гребаная земля – столица и обратно с дозаправкой в Дергачах! Но пока эта гадина на чем-нибудь не проколется, мы его не найдем! И если в Киеве моей работой недовольны…

Далее начальнику пришлось подробно выслушать все, что накопилось в душе у следователя по особо тяжким Сорокиной, а накопилось у нее через край. Кроме прочего, прокурорская дама была крайне самолюбива, и, получив такой удар по профессиональному реноме, она просто не могла сдержаться. Не могла, и все. Негатив нужно было выплеснуть.

Вылетев из кабинета начальства, десятибалльный тайфун с нежным именем Маргарита промчался по непосредственным подчиненным, неся, как любой ураган, беды и разрушения. И, разумеется, все сестры сразу получили по серьгам. Особенно досталось ни в чем не повинной практикантке Марине, которая покинула сорокинский кабинет вся в слезах. Далее разгневанной стихии подвернулся под руку Банников, который уж совсем не вовремя явился сюда с инспекцией. Вернувшемуся на днях из Киева подполковнику досталось в столице куда больнее, чем сейчас пыталась сделать его непосредственная подчиненная, но сопротивляться, ввиду богатого опыта, Банников не стал.

– Я уже два года без отпуска! – трясясь и брызгая слюной, орала на всю прокуратуру следователь. – Пашу, как невменяемая! А вам все мало! Нет, всех собак теперь на меня повесьте! И бешеных тоже!!

– Рита, – пытался урезонить ее Банников, – ты послушай… да не кричи так… да я же слова вставить не могу! Тебе ж легче будет! Пусть он будет главный! Он будет за все отвечать! На него все шишки пусть и валятся!

Но Сорокина желала выплеснуть адреналин, и никакие резоны на нее не действовали.

– В конце концов, патрулируется этот гребаный парк или нет?! – надсаживалась она на весь следственный отдел. – Чего они там делают… дармоеды!.. мать их! Кто ответственный за патрулирование?! Днем уже стали убивать!! В этот раз вообще… вообще!..

Она немедленно вызвала служебную машину и уехала в виновное отделение – разбираться. За ее спиной остались жертвы и разрушения: утирающая слезы Марина, опрокинутый в пароксизме гнева в кабинете у главного стакан с водой и ее собственная машинка для подшивания дел, у которой отвалилась главная деталь, потому что Сорокина в порыве бешенства запустила ею в сейф. Сейф, переживший на своем веку еще и не такое, содрогнулся, но благоразумно смолчал.

* * *

– Я хочу сама видеть, чем вы тут занимаетесь! – рявкнула Сорокина на дежурного и пулей промчалась через все отделение, двигаясь в направлении вышестоящего начальства.

Ничего не подозревающее начальство мирно курило во дворе, нежась на последнем солнышке, когда, как цунами на спящее побережье, на него обрушилась важнячка из прокуратуры. С Сорокиной он, конечно, был знаком. Они даже, помнится, выпивали вместе в одной компашке. Однако сегодня Рита Сорокина, что называется, слетела с катушек.